Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Настроение Конрада изменилось, когда я ему намекнул, что ожидавший нас Санестол в узких кругах знаменит тем, что именно там родился Джон Фрисландец, которого он почитал как лучшего бойца смешанных единоборств. Я знал о его желании познакомиться со своим кумиром. До сих пор нам такой возможности не представлялось. Его не было в Окибаре, когда мы заказывали зилоты, не оказалось и в Рару. Санестол оставался последним местом, последней надеждой, причём вполне реальной. По рассказам самого Джона, после своих долгих странствий он вернулся домой к отцу, разводившему лошадей, но поскольку встретились мы в Рару, я предполагал, что теперь он обитает именно там, хотя про подробности своего жития-бытия Джон умалчивал. Почему было не предположить, что до сих пор мы искали его в Конрадом в неправильных местах?

До Санестола путь был неблизким. Город находился строго на западе острова, почти посередине береговой линии, примерно на таком же расстоянии по прямой от Кампы, как от Доффайса до Рару. Отправившись в дорогу утром и сделав по пути несколько вынужденных привалов, мы въехали в Санестол вечером того же дня. Это можно было назвать удачей, поскольку нам повезло с погодой. Даже обещанные ветра на время стихли. Правда, никогда не может везти во всём. Оказалось, что в том постоялом дворе, где я планировал остановиться, похороны, и никого не селят. Я поначалу даже растерялся, не зная, к кому обращаться. В Санестоле я бывал реже, чем в других городах маршрута и потому чувствовал себя скованнее. На помощь неожиданно пришла Фриана. Не раздумывая, она велела нашим кучерам подъехать к зданию местного совета, спрыгнула с зилота и отправилась что-то выяснять. Я посмотрел на Конрада, но тот только плечами пожал. Вернулась девушка в сопровождении не кого-нибудь, а хранителя городской печати, что у нас считается весьма высоким титулом, и тот проехал с нами до окраины, где я никогда прежде не бывал и где нас радушно встретили хозяева небольшого поместья, разводившие, как мы поняли следующим утром, овец и прочую живность. Проблема с ночлегом была таким образом решена. А возникла она потому, что Санестол в силу климатических причин не слишком избалован гостями и обычно закрытой сегодня гостиницы для всех вполне хватает. Но похороны есть похороны, подобные грустные мероприятия случаются нечасто и их принято уважать.

Выручивший нас хранитель печати оказался тоже Нарди да к тому же старшим братом матери Фрианы. Звали его Пестал. Мы познакомились. Узнав о наших планах, он предложил назавтра помочь нам с экскурсией и пригласил после обеда снова заглянуть к ним в совет, где обещал показать кое-что интересное. Приятно удивлённый, я подумал о том, что, видимо, кому-то в Санестоле порядком надоело считаться «выселками» и хочется приобщиться к новым веяниям. Ведь даже телефонным центром Санестол стал по недоразумению: тянувшая кабель со стороны Канады шхуна бросила здесь якорь и по техническим причинам решила никуда больше не идти, а всё так и оставить. Окажись кабель в тот раз подлинней, наверняка сегодня интернет у нас бы подключали в Кампе или даже Окибаре.

Ещё одной приятной неожиданностью стало то, что наши хозяева не взяли с нас денег за постой, а только за столование. Отец семейства доверительно сообщил мне, что у них с Песталом и с советом в его лице свои отношения да и живут они вполне зажиточно, так что могут себе позволить иногда допустить щедрость. Так и сказал. Мне ничего не оставалось, как только его поблагодарить, однако в душе у меня осталась червоточина, которой я ни с кем делиться не стал. Особенно при виде того, с какой гордостью Фриана посматривает на Конрада. Я это понимал и был ей благодарен, о чём не преминул поставить её в известность, что закончилось дружескими объятиями и шуточным поцелуем. Однако вообще-то так у нас не делалось. Собственно, деньги для того и существовали, чтобы посредством них решать вопросы между посторонними людьми. Убери деньги, и ты оказываешься должником, пусть даже никто не говорит об этом вслух. Наши хозяева и дядя Фрианы находились именно в таких отношениях, которые почему-то считали взаимовыгодными. Это их личное дело. Мне не нравилось, что мы тоже оказались в них вовлечены. З. ЗЗЗваадумался я на сей счёт уже в тёплой постели и долго мучить себя сомнениями не стал – быстро уснул после непростого дня.

Не знаю, чем Конрад занимался со своей подружкой ночью, но утром оба выглядели на удивление бодрыми и активными. Мы позавтракали за одним столом, и я поинтересовался у девушки, насколько хорошо она знает город. Фриана призналась, что не очень. Родители привозили её сюда несколько раз в детстве, которое было не так давно, но успело позабыться. На вопрос о дяде она честно ответила, что, судя по его вчерашней реакции, он совсем не прочь помогать нам сейчас и в дальнейшем. Те взгляды, которыми они с Конрадом в этот момент обменивались, красноречиво говорили мне, что этого уже не избежать.

Местного ветра мы всё-таки вкусили, хотя нам пришлось отправляться за ним к самому морю, где нас встретили голые скалы и сумасшедшие чайки. Нахохотавшись и проверив парусность своей одежды – родители сфотографировали Трине, как она почти лежит на ветру, раскинув руки – мы отправились на телефонную станцию, находившуюся неподалёку, в порту, а оттуда вернулись в центр города, то есть в крепость, со стен которой тоже открывалось немало живописных видов, а из бойниц дуло так, что вдавливало в противоположные стены.

Я показал башню, откуда по преданию красавица Элинор впервые увидела троих братьев из Доффайса, которые пришли к ней свататься. Эту историю я начал рассказывать ещё в Доффайсе, где считалось, что отец Элинор их долго призывал и всячески заманивал, а закончил здесь, на месте непосредственных событий, где считалось, что они напросились к ней в мужья сами.

Элинор была знаменита не только своей красотой, но и многими другими замечательными качествами. Для тогдашних обитателей Фрисландии – а происходило это много-много поколений тому назад – она была чем-то вроде богини или, как принято говорить сегодня, богоизбранной. Начать хотя бы с того, что именно она по другому преданию ной. и многими другими замечательными качествами. ытий, где считалось, что они наппервой придумала нашу грамоту. Как я уже говорил в самом начале моих записок, памятников письменности того времени до нас практически не дошло, но легенда есть легенда, и с ней приходится считаться. Наше нынешнее письмо отличается от европейского в целом и скандинавского в частности, определённая руническая составляющая в нём присутствует, но его вполне можно называть самобытным. Оно буквенное, передаёт звуки, ведётся слева направо и, в отличие от английского и французского, читается так, как пишется. Система значков довольно сложная уже хотя бы потому, что букв и сочетаний насчитывается более полусотни. То, что принято называть алфавитом, начинается с гласных, потом идут согласные и заканчивается всё комбинациями согласных, соответствующих тому, как слово произносится. Чтобы вам было понятно, это всё равно что взять слово «счёты» и «щётка» 105 105 Применительно к русскому языку. . В обоих случаях первый согласный звучит одинаково – «щ», только в первом слове корнем является «счёт», а во втором «щетина». Поэтому, говорят, Элинор решила, что нужно иметь значки для записи как отдельных букв-звуков «с», «ч» и «щ», так и для сочетания «сч». Видимо, именно потому ни само письмо, ни желание на нём писать и читать, у нас долгое время не приживалось. Возврат к литературному языку произошёл относительно недавно в связи с произведениями единственного нашего писателя мирового уровня, Рагнара Гисли Эйнарссона, который вообще-то прославился благодаря тому, как я считаю, что его хорошо перевели на английский. Злые языки утверждают, что переводы эти делала даже не столько его английская жена, сколько он сам. Судить не берусь – подробностей не знаю.