Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Чтобы перевести разговор на другую тему, я уточнил у Кроули, что за люди приезжают через два дня и какую хотят программу. Оказалось, это будут не совсем туристы: молодые исследователи из Чили, Аргентины и Штатов, которые занимаются сравнением флоры и фауны северных и южных полярных кругов и хотят на несколько дней встать у нас базой. Он предполагал, что работы будет немного – помочь расположиться, помочь со снабжением, помочь с перемещением по острову – зато их спонсирует не то канал «Дискавери», не то журнал «Нэшнл Джеографик», одним словом, деньги у них, кажется, водятся, так что безпокойство того стоит. Василика очень заинтересовалась, но тут же попала впросак, поинтересовавшись, откуда они знают наш язык. Мы дружно подавили улыбки, и я мягко пояснил, что очень часто с нашими туристами мы вынуждены общаться на их общепринятом языке, то есть, по-английски. Для Кроули, ирландца по происхождению, он почти что родной, а я его тоже выучил, говорят, сносно, по книжкам и практикуясь с гостями. Василика ещё пуще оживилась и попросила нас с Кроули о чём-нибудь поговорить. О чём разговаривают истые англичане, когда говорить не о чем? Разумеется, о погоде. Мы и поговорили. Василика смотрела на нас во все глаза и слушала во все свои милые ушки, которые у неё в этот момент даже слегка зарделись.

– Похож на наш, но наш красивее, – был её вердикт.

Кроули в шутку предложил ей догадаться, что мы сказали, и она на удивление много смогла слёту перевести.

– У тебя способности, – заметила мать, предлагая подлить ей бражки, но Василика вежливо отказалась.

На первых смотринах не принято говорить о вещах серьёзных, в смысле, семейных. Считается, что всему своё время. Для начала нужно просто приглядеться да прислушаться, после чего родители могут сделать выводы насчёт кандидатуры невесты и поделиться ими с сыном. Окончательное решение принимал он сам, но мнение родителей, особенно положительное, испокон века было той основой, от которой следовало отталкиваться. Это я к тому, что никаких вопросов по поводу наших с Василикой планов за обедом не поднималось. Мы просто смогли почувствовать друг друга и, кажется, остаться довольными. Единственной сложностью, сложностью сугубо формальной, было то, что при смотринах внутри одной деревни обе стороны оставались до поры до времени жить по-прежнему порознь, в отцовских домах, встречаясь днём и неохотно расставаясь ночью. В нашем же случае мы такой роскоши себе позволить не могли, и Василика должна была остановиться у нас, чего требовали уже другие неписанные законы – законы гостеприимства. Даже если бы у меня был свой дом (у меня он формально был, тот самый, который мать время от времени сдавала постояльцам), Василике пришлось бы жить с моими родителями. Я всё ждал, когда Кроули пошутит, мол, пусть наша гостья останавливается у него, но он сдержался, хотя иногда спошлить на ровном месте любил. Видать, сейчас доброе отношение было для него важнее сиюминутной забавы. Когда обед закончился, мать с Василикой остались в трактире прибираться, а мы втроём вернулись в контору, где отцу хотелось собственными глазами взглянуть на мою находку, раз она оказалась столь привлекательной для возможных похитителей. Если нам грозила опасность, он должен был сложить для себя представление о том, с чем имеет дело. Пользуясь случаем, я подробно рассказал легенду, услышанную от Уитни, и спросил, приходилось ли Кроули и отцу когда-нибудь слышать подобное. Оба признались, что нет. Когда в чулане мы снова разложили «ожерелье» и шкуру на полу, я показал им свой красный талисман на руке.

– Видите различия с этой железякой?

– Разве что в цвете, – хмыкнул отец.

– Уитни плетёт такие и продаёт. Называет их «Пламенем Тора». При этом она ни словом не обмолвилась про саркофаг в пещере, а когда мы спросили её прямо, сказала, будто была там последний раз полвека назад и никаких саркофагов не видела.

– Если ты не ошибаешься, то мне в такие совпадения тяжело верится.

– Вот и я о том же! Она наверняка всё прекрасно знала и потому послала за этой железкой погоню.

– Или за шкурой, – неуверенно предположил Кроули.

– За шкурой?

– А ты приглядись повнимательней к вышивке. Ничего не напоминает? Что внутри кругов изображено?

Я честно пригляделся, однако, кроме собачьих фекалий на двух тарелках и трёх блюдцах, так ничего и не увидел, о чём откровенно заявил вслух.

– Слепец, – лаконично заключил Кроули, ничуть не стесняясь присутствия моего отца, который продолжал разгадывать узор. – Никогда глобуса не видел?

– Глобуса?

– Глобуса. Если посмотреть на него сверху. В просторечье называется «азимутальная проекция». Самая важная, кстати, проекция – для нужд мореплавания и авиации.

– Почему? Глобус же так не раскроется, если его по меридианам разрезать.

– Говорят, всё равно, наиболее правильная.

– Я думал, глобус и есть самая правильная проекция, потому что он – уменьшенная модель Земли…

– Выходит, не все с этим согласны. – Кроули разгладил вышивку шершавой ладонью. Я уже тоже видел под ней очертания Африки, Америк, Австралии. – Только непонятно, на кой шут их здесь пять.

– Может быть, их забыли вырезать, – выдвинул гипотезу отец. – А где Антарктида?

– Ну, её в таких случаях обычно изображают кольцом, опоясывающим остальные материки. Вот она, видите, идёт по кругу рамкой. Но почему пять?

– Насколько она древняя, как думаете? – спросил я.

– Кто ж его знает? – Кроули помял шкуру в пальцах, пощипал ворс, обнюхал. – На кусочки не разваливается, труха не сыпется, эластична в меру. Жаль, мне не с чем сравнить. Был бы у меня кусок из какого-нибудь египетского захоронения…

– Зачем египетское? – сказал отец. – У нас шкур навалом. Есть старые. Они пожестче этой будут. Только если их хорошо сразу выделать, они надолго мягкость сохранят. Время здесь неточный показатель. Кроме того, я согласен, что никто из нас понятия не имеет, что с ней будет, если её хранить закрытой от света и воздуха много лет внутри каменного ящика.

Потом их внимание переключилось обратно на «ожерелье». Оба сели на корточки и стали трогать металлические пластинки и перебирать висюльки из смолы. Отец заставил меня повторить, при каких обстоятельствах у нас получился электрический разряд.

– Похоже, – заключил он, вставая и обращаясь не столько ко мне, сколько к Кроули, – если эту штуковину поместить в какую-нибудь посудину с водой, она может снабжать нас бесплатным электричеством.

Тут надо заметить, что за использование турбин на Южной реке мы все, кто пользуется электричеством, а таких неизбежно становится с каждым годом всё больше, исправно платим. Платим, как водится, в общую кубышку, платим немного – как раз чтобы хватило на поддержание работы этих самых турбин и ребят, которые за ними ухаживают, однако отец был как всегда прав: зачем платить, если можно не платить. Кроули согласился, однако с убийственным равнодушием добавил, мол, хорошо бы нам при этом не оказаться в роли обезьян, забивающих гвозди в камень дрелью с победитовыми свёрлами. Очень может быть, сказал он, что вся эта конструкция сделана совсем в других целях, которые нам пока неясны, а производство электричества – продукт побочный, который при чрезмерной активности может её просто-напросто разрушить. И тогда мы даже не поймём, чем владели в действительности. Отец замялся. Я пришёл ему на выручку и заверил их обоих, что по пути познакомился с головастым пареньком, который прекрасно разбирается во всякой технике и в случае чего может нам, вероятно, пригодиться. На том пока и порешили. Кроули обещал подумать, как распорядиться моими находками, чтобы, с одной стороны, привлечь внимание, а с другой – не привлекать внимания лишнего. Возможно, стоит держать их обе подальше, здесь, в чулане или в каком-нибудь ещё более укромном месте, зато широко демонстрировать на фотографиях в Интернете. Если кто захочет взглянуть на них воочию, показывать, но тихо, может быть, даже за отдельную плату. Про плату добавил Кроули, и я поспешил согласиться, лишь бы поставить в этом предварительном разговоре точку. Мне не терпелось решить вопрос с Василикой, точнее, увидеться с ней. Оказалось, что в чулане мы провели достаточно времени для того, чтобы они с матерью навели марафет в трактире, поэтому, когда мы вышли на свет, обе уже поджидали нас, о чём-то мирно воркуя. Кроули торжественно заверил меня в том, что на сегодня-завтра даёт мне отгул, но потом ждёт с новыми силами обратно – помогать телевизионщикам. Мы пожелали ему хорошего дня и все вчетвером направились к нам домой.