Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Как выяснилось, ещё до нашего приезда родители успели решить, кому и как расположиться, так что мы оказались просто поставленными ими перед приятным фактом: Василика остановится прямо у нас, как если бы она была мне родной сестрёнкой. Думаю, расторопная мать предварительно всё-таки прозондировала почву у соседей и пришла к выводу, что сегодня уже никто на подобное смотреть косо не станет. Для неё это было важно, и очень хорошо, что всё вышло так, а не иначе. Василика ни о чём подобном даже не подозревала и просто радовалась жизни и нашему гостеприимству. По дороге она подмечала разные особенности обустройства нашей деревни по сравнению с её, задавала вопросы, уточняла, одним словом, оставалась самой собой, что, как и мне, моим родителям не могло не понравиться. К вечеру мне даже стало тщеславно казаться, что они после знакомства с Василикой ещё больше зауважали меня, сумевшего отыскать в далёкой северной глуши такую драгоценность. Я, конечно, шучу. Просто воспоминания о тех днях и сейчас переполняют меня ощущением нескончаемого счастья. Поскольку вообще-то даже самое счастливое счастье оттого и счастье, что не вечно.

Вечер, утро и весь последующий день мы провели с Василикой неразлучно. Отец каким-то образом заметил, что я слегка нервничаю и потому напускаю на себя слишком независимый вид, и по секрету посоветовал оставаться самим собой и «быть с девушкой поласковее», чему я был только рад. Сперва мы прогулялись по деревне, вовсе не для того, чтобы все нас видели, а чтобы познакомить её с обстановкой, с пляжем и с нашим спокойным заливом. Василике нравилось всё. Она сияла, улыбалась, держала меня за руку и была необычайно хороша. После прогулки, которая в другое время заняла бы не более четверти часа и которая продлилась почти до обеда, мы заглянули в трактир, где оказалось на удивление немало посетителей, и Василика сразу же отправилась на кухню помогать моей матери. Впоследствии я узнал, что она заодно кое-что подсказала в отношении готовки тех или иных блюд, и её советы пошли на пользу. Когда зашедший под конец трапезы Кроули шепнул мне, что весь этот народ приехал к нам из Окибара, чтобы до вечера прокантоваться на Монако, я сразу же вызвался заменить его у штурвала парома, убивая тем самым двух зайцев разом: Кроули был уже достаточно стар, чтобы радоваться подвалившей работёнке, а Василике поездка к тёплым гейзерам не могла не понравиться. Так оно и вышло.

Надо сказать, что паром у нас хоть и старенький, но мощный и надёжный, оснащённый дизельным движителем и двумя аппарелями 26 26 Мостки для захода и схода с судна; в архитектуре им соответствует «пандус». , так что ему совершенно неважно, плыть вперёд носом или кормой. Не слишком широкую палубу мы в своё время накрыли брезентовым навесом на случай дождя, а стоящая посередине ходовая рубка всегда напоминала мне капитанский мостик и маяк одновременно. Паром был настолько удобен, что с управлением и швартовкой без особых трудностей мог справиться один матрос, то есть я. Василику, когда мы отплыли, я, конечно, пустил порулить, а сам покрутился среди пассажиров и удостоверился в том, что это несколько городских семей, которые решили хорошо провести, быть может, последний солнечный денёк в том году. Для меня это открытие означало, что моё участие в их времяпрепровождении должно быть минимальным, поскольку они всё знают, во всяком случае, знают, чего хотят. Собственно, Кроули ещё на причале, пожимая мне руку, сказал, что за экскурсию никто не платил. Таким образом, мой отгул не был ничем нарушен, и просто проходил за чужой счёт. Я вернулся к штурвалу, точнее, к Василике. Мы стояли рядом, смотрели с высоты на медленно приближающийся берег, и она поинтересовалась, почему Монако так называется. Для неё я был готов вести экскурсию не только безплатно, но практически вечно, и потому напомнил, что не то греческий, не то латинский корень «моно» говорит об «одиночестве» или «единственности» предмета. Я рассказал, что на континенте есть целое карликовое государство с почти таким же названием, которое пошло от «одинокого Геракла», вернее, от его «одинокого дома» – монойки или монойкос – как на местном лигурийском говоре называли посвящённый ему тамошний храм. Правда, была ещё связь со словом «моноэки», а это уже означало скорее «однополый», но этимологи старались об этом не думать. Легко предположить, что наш Монако тоже унаследовал смысл «места для уединения». Тогда Василика спросила, что в нём такого необычного, раз столько народу разом хочет туда попасть. Я думал преподнести ей это как сюрприз, но уж коль скоро разговор зашёл, мне пришлось пояснить, что нас там ждут горячие источники с двумя весьма активными гейзерами. В источниках можно купаться, причём круглый год, поскольку они не замерзают и даже не остывают. Василика сперва обрадовалась, но сразу же поникла, вспомнив, что для купанья у неё ничего нет. Ещё бы у человека с севера было при себе что-то для купанья! Мне стало её жаль, и я признался, что на всякий случай прихватил с собой длинную рубаху сестры. Мода на купальники и вымученный загар к нам как-то не дошла, так что летом желающие искупаться делали это либо в уединённых местах голышом, либо в лёгкой верхней одежде – на общих пляжах. Купальни при гейзерах были, разумеется, общими.

Пока мы беседовали, паром приблизился к причалу вплотную, я сбросил ход и побежал выкладывать за нос кранцы 27 27 Швартовочные буи, смягчающие столкновение судна с пирсом. . Крикнул Василике, чтобы она глушила мотор, сам перепрыгнул с концами на пирс и как мог ловчее и надёжнее набросил их на два швартовых пала, которыми служили мощные бревна, вбитые глубоко в грунт. Я даже не поленился приставить щитки, предотвращавшие возможное перебегание туда-сюда вездесущих крыс. Пассажиры перешли по мосткам на пристань, и мы с Василикой повели их в глубь острова, которая вообще-то находилась в десяти минутах неспешной ходьбы от берега. Как я уже говорил, гейзеров у нас два. Я также упоминал, что по решению старейшин их оставили в первозданном покое, запретив строить поблизости что-либо для более цивилизованного отдыха, нежели трапезы у костра и ночёвки в палатке. Собственно, именно поэтому здравомыслящие гости теперь наедались заранее, а ночевать не оставались вовсе, посвящая всё отведённое до вечера время купанию на открытом и прохладном воздухе. Купаться здесь, действительно, было весьма удобно. За много лет своего существования оба гейзера, расположенные рядом, образовали живописный пригорок, похожий на муравейник, из которого строго вверх били по очереди то струя шипящей воды, то – горячайшего пара. Затем по «муравейнику» вода стекала в почти круглый кратер неизвестной мне пароды, напоминающей затвердевшую глину. Это и была та самая природная ванна, в которой могло одновременно умещаться не менее двадцати человек. Снизу земля также подогревалась, так что вода, доходившая мне в самом глубоком месте до пупа, никогда не остывала. Когда бассейн переполнялся, она лилась многими ручейками дальше, точнее, ниже, сперва в несколько мелких ванночек, где любила резвиться детвора, а потом прочь от гейзеров, пропадая в высокой траве и стекая между прибрежной галькой в холодные волны пролива. Единственное, что нам позволили привнести в нетронутость здешней идиллию – это соорудить за деревьями, обступившими маленькую долину, загородку для переодевания и «нужный домик». Делали мы их в своё время с Льювом и Кроули из подручных материалов, то есть, практически из веток, чтобы никто потом не упрекнул нас в допущении на остров «цивилизации». Зато теперь, привозя сюда очередную группу, я чувствую себя хозяином положения, поскольку при желании могу утаить существование этих удобств, и тогда… Хотя, нет, обычно среди пассажиров всегда находится какая-нибудь мамаша, которая обязательно поинтересуется: