Анатолий Дроздов - Князь Мещерский [СИ]

Он взял со стола и показал ей картонную коробку, перевязанную ленточкой.

— Что здесь? — спросила Мэгги.

— В этой – бисквиты. Но в той, которую дадут вам в Лондоне, будет бомба.

— Думаю, что смогу, — сказала Мэгги. — Но пусть коробка выглядит так же. Полицейским я скажу, что хочу угостить французскими бисквитами прислугу.

— Сделаем! — кивнул Майкл. — Теперь дальше. Коробку вы засунете под кровать сэра Дэвида, перед этим проделав с ней небольшую манипуляцию. Я расскажу, какую.

— Что будет потом?

— Взрыв, — сказал князь. — Через пару часов. Мы возвратим долг британскому премьеру.

— А что со мной?

— Оставив коробку, вы покинете резиденцию, — подключился Майкл. — Времени будет мало, поэтому не задерживайтесь. Неподалеку от Даунинг стрит вас будет ждать такси со мной в салоне. Нас отвезут к пристани, где мы переберемся в лодку, которая доставит нас к паровому катеру. Затем шхуна и Гавр. Там вы с Полли сядете на пароход и отправитесь в Россию как русские подданные. Паспорт для вас готов, осталось вклеить фотографию. Мы сделаем это завтра.

— Полли не поедет со мной в Лондон?

— Нет, — сказал князь. — Брать ее опасно. Соседям и знакомым скажете, что оставили дочь в парижской клинике. Не беспокойтесь, за ней присмотрят.

— Я уже нашел Полли няню, — сказал Майкл. — Дочь будет ждать вас в Гавре.

— Вам все ясно, миссис Галлахер? — спросил князь. — Вы готовы выполнить задание?

— Да! — ответила Мэгги.

«Им следовало сразу сказать, кого мне нужно убить, — думала она по пути в свой номер. — Я бы не терзалась сомнениями…»

Сдать медсанбат у Михаила вышло только в Варшаве. После наступления на фронте наступило затишье, поток раненых обмелел, и пришло время напомнить начальнику дивизии о себе. Беркалов поворчал, но прошение о переводе в Москву утвердил.

— К ордену вас, Михаил Александрович, я представил, как и обещался, — сказал на прощание, — но решать государыне. Успехов на новом поприще!

Подписанное генералом прошение Михаил отнес в штаб фронта, благо идти было недалеко: штаб, как и медсанбат, размещался в Варшаве. Главный хирург фронта принял его, прочитал бумагу и наложил свою резолюцию.

— Жаль терять вас, Михаил Александрович, — сказал, вздохнув, — но препятствовать не стану. В Москве больше возможностей для научной работы, а вы к ней склонны. Ваши статьи в «Хирургическом вестнике» читал с интересом – толково написано. Последний номер, где вы пишете о методике лечения отравленных газами, в медсанбатах зачитали до дыр. Вас ждет блестящее будущее.

— Это заслуга Валериана Витольдовича, — смутился Михаил. — Он учил меня, подсказывал и направлял.

— Умеет князь, — согласился Бурденко. — Но и ваш вклад неоспорим. Научить можно того, кто хочет и старается.

В канцелярии Михаилу выдали отпускное свидетельство и деньги на проезд. Вместе с жалованьем набралась солидная сумма. Михаил устроил для коллег прощальный вечер, они приятно посидели за столом, за которым прозвучало немало добрых слов адрес уезжавшего командира. Слушая врачей, Михаил мялся: он не считал себя каким-то выдающимся.

— Когда уезжаете? — спросил его Загоруйко после застолья.

— Завтра после полудня, — ответил Михаил. — Оказия подвернулась с санитарным поездом. Я уже договорился. Заодно помогу коллегам в пути.

— Сразу в Москву?

— Сойду в Могилеве. Хочу навестить мать и сестер – давно не видел. Заодно имение посмотрю – оно неподалеку.

— Подарки приобрели?

— Нет, — растерялся Михаил. — Как-то не подумал. Да и что здесь можно купить?

— Это вы зря, — возразил Загоруйко. — Варшава, конечно, пострадала от боев, но лавки работают, и товар в них имеется. Да такой, что в России поискать. Давайте так. Завтра утром я отведу вас в одну лавку, где меня знают и предложат отличные вещи по сходной цене.

Сказано – сделано. В лавке со странным названием «Склеп» [55] Магазин по-польски. хозяин, немолодой поляк с пышными усами, поговорив с Загоруйко, сходил в подсобку и притащил несколько штук шелка, которые и вывалил на прилавок.

— Какого цвета глаза у вашей матери и сестер? — спросил Загоруйко.

— Карие, как и у меня, — ответил Михаил.

— Тогда по отрезу на платье от этой, этой и той, — указал его спутник на рулоны. — А кому какой они сами разберутся. Понятно? — спросил продавца.

— Так, пан! — ответил поляк и стал ловко наматывать ткань на деревянный метр.

— И еще дюжину шелковых чулок, — велел Загоруйко после того, как отрезы завернули в бумагу.

Поляк достал из-под прилавка картонную коробку и стал выбрасывать из нее чулки. Загоруйко отобрал пары нужного цвета и велел их завернуть. Продавец назвал цену. Михаилу она показалась небольшой, но Загоруйко поторговался и сбил на треть. Михаил расплатился, забрал покупки, и они вышли из лавки.

— Не ожидал, Николай Семенович, что вы разбираетесь в дамских нарядах, — сказал Михаил снаружи.

— Опыт, коллега! — засмеялся Загоруйко. — У меня жена и две дочери. Старшей семнадцать, младшей – четырнадцать. Хочешь – не хочешь, а выучишься. Да и я, признаться, люблю баловать девочек. В Варшаве в свободное время по лавкам прошелся, нашел эту. Товар еще довоенный. В оккупации полякам было не до нарядов, теперь – тоже, вот и залежался. Если кто и купит, так русские. Поляки рады, отдают дешево. Рубль здесь в цене…

На вокзал Михаил отправился в медсанбатовской двуколке, перед этим тепло попрощавшись с коллегами. Провожать его вышел весь персонал. Жали руку, говорили напутствия, Михаил даже растрогался. На вокзале возчик оттащил его багаж в вагон, Михаил дал ему полтинник, и устроился на нижней полке. В купе он ехал один: поезд шел в Россию недогруженным – основную часть раненых вывезли раньше. Состав тронулся, мимо окна побежали кирпичные дома. Некоторые чернели пустыми глазницами выбитых окон – следы боев. Михаил отвернулся, достал из кармана продолговатую коробочку и открыл. В падавших сквозь окно солнечных лучах заиграли грани алых камней. Красота!

Это ожерелье досталось ему случайно. От боев в Варшаве страдало и мирное население, раненых поляков везли в русские медсанбаты – свои клиники не работали. Принимали их без слов – христианские души, как отказать? Среди прочих в медсанбат шестнадцатой дивизии доставили иссеченного осколками мальчишку – угодил под разрыв снаряда. Случай выдался сложным, Михаил оперировал сам. Простоял у стола долго, но осколки достал, раны почистил и зашил. Юный поляк выжил – организм у него оказался крепким. Заходя в палату, где лежал пациент, Михаил видел у его койки пожилую женщину в черном, вдовьем платье – она, казалось, не уходила из медсанбата. Ей не мешали, как и другим родственникам раненых, разве что просили надевать белые халаты или хотя бы передники. Через неделю после операции стало ясно, что мальчик успешно поправляется, и Михаил разрешил забрать его домой. Тогда к нему и подошла эта женщина.