Анатолий Дроздов - Князь Мещерский [СИ]

— Добрый вечер, князь! — сказала официальным тоном. — Чем обязаны визиту?

— Хочу видеть Ольгу Александровну, — признался я, несколько ошарашенный таким приемом.

— К сожалению, это невозможно, — сообщила Лена.

— Отчего же? Мне доложили, что цесаревна у себя.

— Она не желает вас видеть.

— Почему?

— Велела передать, что вы пошлый и ветреный человек, и она не хочет иметь с таким дело.

Сказав это, Лена подмигнула и повела глазами в сторону окна. Я присмотрелся и увидел выглядывавшие из-под края шторы башмачки. Ага! Ненаглядная решила устроить жениху выволочку. О моем появлении в Кремле она, конечно, знает – такие вести здесь разносятся мгновенно, вот и подготовила «ласковый» прием. Заодно решила послушать, как окоротят гнусного изменщика.

— Так и сказала? — спросил я, подпустив в голос изумления и растерянности.

— Именно! — подтвердила Лена. В глазах ее прыгали бесенята.

— Увы, мне! — воскликнул я на манер местных трагиков. — Жизнь кончена. Пойду домой и выпью стрихнину. Или лучше мышьяку? Как считаете, Елена Васильевна? Какой яд предпочесть?

— Я тебе выпью!

Штора колыхнулась, выпустив маленький, разъяренный вихрь. Он подлетел ко мне и замер, уперев руки в бока.

— Ты чего это надумал, а?!

— Оленька! Любимая! — сунув Лене портфель, я подхватил невесту под коленки и закружил по комнате. — Как я по тебе скучал!

— Пусти, развратник! — маленькие кулачки забарабанили по моей спине. — Что ты себе позволяешь?!

— Выражаю чувства, — сообщил я, ставя Ольгу на пол. — Искренние и чистые.

— Как у тебя язык поворачивается?! — сказала она возмущенно. — Чистые они у него! А в Париже что вытворял?

— Лена! — повернулся я к фрейлине. — Дай портфель!

Взяв переданный мне предмет, я достал из него листок и протянул Ольге.

— Читай!

Она пробежала текст глазами и недоверчиво посмотрела на меня.

— Чем ты посольству насолил?

— Пообещал атташе Барятинского на фронт отправить. Этот хлыщ вместо того, чтобы делом заниматься, в карты играл. Нас подвел. Послу я отказал в приеме в мою честь, вот они и озлобились. Ничего, государыня разберется.

— Это правда? — Ольга смотрела мне в глаза.

— Вот те крест! — я размашисто перекрестился и сказал жалобно: – Мне горько видеть, что женщина, которую я люблю, поверила клевете. Я можно сказать ночами не спал, тоскуя о ней. Глаз не смыкал… — я чуть было не всхлипнул, но вовремя удержался – будет перебор. — Подарок ей выбирал. Вот!

Я вытащил из портфеля пеньюар и поднял его за плечики, демонстрируя.

— Последний писк парижской моды. Но если я пошлый человек, то пусть Лена носит.

Я набросил пеньюар на плечи ошарашенной Адлерберг.

— Это с чего ты даришь такие интимные вещи моей фрейлине? — возмутилась любимая.

— Она не чужой мне человек. Друг, товарищ и… — чуть было не сказал «брат», но спохватился и закончил: – Сестра. Ей можно.

— Я бы тоже не отказалась, — поспешила Ольга, пожирая взглядом пеньюар. — Красивый.

— Нет! — решительно сказал я. — Лене, так Лене!

Глаза у Ольги стали набухать влагой. Пора кончать этот балаган.

— Ладно, — поспешил я. — До меня дошел слух, что некто не может подобрать камень к свадебной диадеме. Этот подойдет?

Я достал из кармана коробочку и протянул его Ольге. Она схватила и мигом выцарапала из нее бриллиант.

— Боже, какая прелесть! — взвизгнула, разглядела. — Лена, видишь?

Фрейлина в пеньюаре, наброшенном на плечи, подлетела, и дамы, вырывая камень из пальчиков друг друга, стали вертеть бриллиант, сопровождая это действо восклицаниями: «Какой он огромный!», «А цвет-то, цвет!», «Розовый!», «Да такого в Москве ни у кого нет, это я тебе точно скажу!», «Все обзавидуются». Обо мне забыли, но я не огорчился. Стоял и смотрел на это действо с улыбкой. Как дети, честное слово! И как легко сделать их счастливыми! Подари игрушку, и они забудут про обиду – мнимую или реальную.

— Откуда он у тебя? — спросила Ольга, когда восторги улеглись, и она вспомнила о дарителе.

— Купил.

— За какие деньги? Ты знаешь, сколько он стоит?

— На суточных экономил, даже супу не ел. Пожую с утра хлебушка – и сыт.

Лена фыркнула.

— Это ж какие у тебя суточные были? — не поверила любимая. — На такие деньги Кремль можно содержать. Не ври мне! Отвечай! Немедля! — она топнула ножкой.

— В Париже я оказал важную услугу одному человеку. Он отблагодарил.

— Мама знает?

— Она и присоветовала этот камень для диадемы.

— Тогда пусть! — кивнула Ольга. — А теперь скажи, что за песни ты в Париже пел? На французском?

— Вы, вроде не говорите на этом языке, — поддержала Лена.

— Зато пою. Хотите послушать?

Дамы дружно закивали. Я подошел к пианино, откинул крышку и устроился на круглом табурете.

Окончание песни слушательницы встретили аплодисментами.

— Еще! — потребовала Ольга.

На середине песни Ольга встала, подошла ко мне, обняла за шею и прижалась щекой к щеке. Так и стояла, пока я не закончил.

— Пойду я, Ольга Александровна, — сказала Лена. — Пора.

Скосив взгляд, я увидел, что она подмигивает.

— Пеньюар не забудь! — сказала Ольга, не размыкая объятий.

— Это ваш подарок, — не согласилась фрейлина. — Валериан Витольдович пошутил.

— Князья с таким не шутят, — возразила любимая и чмокнула меня в висок. — К тому же он прав. Ты нам друг, товарищ и сестра. Забирай!

— Спокойной ночи! — улыбнулась Лена и вышла из комнаты, не сняв пеньюара. Видно, очень понравился. Надеюсь, в коридоре снимет. Не то представляю, какими будут лица у гвардейцев на входе…

— Она убеждала, что ты не мог мне изменить, и оказалась права, — сказала Ольга и спросила, разомкнув объятия: – Это песни из твоего мира? Я кивнул.

— Почему раньше не пел? Для каких-то французов старался, а невесте пожалел?

— Там на кону миллион противогазов стоял. Ради них я бы на уши встал.

— Еще встанешь, — пообещала Ольга. — Если в измене уличу. Идем! — она взяла меня за руку. — Я скучала по тебе, очень, очень! Сейчас покажу, как.

И показала…

Утром следующего дня меня посетил Смирнов. Я как раз пил чай и заедал его булками, когда Никодим доложил о визитере. В столовой я находился один – Миша спал после дежурства, так что велел Никодиму звать гостя немедля.

— Доброе утро! — поприветствовал меня полковник, вернее, уже генерал. На мундире Смирнова красовались новенькие погоны с зигзагами на сплошном поле и одной звездочкой, а брюки обзавелись широкими лампасами.

— И вам доброе! — я привстал. — Поздравляю с новым чином Платон Андреевич. Проходите, присаживайтесь! Чаю хотите?

— Спасибо, уже пил, — отказался Смирнов. Подойдя, занял место напротив. — Нам нужно поговорить, приватно. Здесь не услышат?