Анатолий Дроздов - Князь Мещерский [СИ]

— Уборная во дворе, — сообщил Тимофей, — рукомойник – в сенях. Водопровода в этой части города не имеется, но воды я наношу. Полотенца приготовил. Ванной тоже нет, но имеется баня. Прикажете истопить с дороги?

— Потом, — покрутил головой Браун. — Из посольства ничего не передавали?

— Сейчас! — кивнул Тимофей и убежал. Пока он ходил, Браун пересказал Смиту его слова. Русским напарник не владел.

— Дыра! — сморщился Смит. — Варварская страна.

— Бывало и хуже, — не согласился Браун. — Это ты в Индии не бывал. Вот уж где трущобы! Помню…

Он не договорил – вернулся Тимофей с большим чемоданом и саквояжем.

— Вот! — сказал, поставив их перед англичанами. — Здесь, — он указал на чемодан, — одежда на всякие случаи, сам выбирал. — Что тут, — палец ткнул в саквояж, — мне не ведомо. Как дали в посольстве, так и привез. Тяжелый. Желаете куда-то поехать?

Браун покрутил головой.

— Тогда я лошадь распрягу и в конюшню поставлю.

Тимофей убежал, а Браун, взяв саквояж, поставил его стол. Открыв, извлек большой, тяжелый пакет, завернутый в серую бумагу, перевязанный шпагатом с сургучными печатями. Рассмотрев их, Браун достал из кармана куртки перочинный нож и вскрыл пакет. В нем оказались две деревянные кобуры и несколько тяжелых картонных пачек. Взяв одну из кобур, Браун открыл крышку, извлек «маузер» и протянул его напарнику.

— Немецкий, — сказал тот, рассмотрев маркировку.

— Это – тоже, — сообщил Браун, вскрыв картонную пачку, и взяв из нее патрон в латунной гильзе.

— Неудобный, — пожаловался Смит, примерившись к пистолету. — И тяжелый. «Браунинг» лучше.

— «Браунинги» производят в Бельгии, — ответил напарник, — в Германии они не в ходу. Нужен след, указывающий на немцев. «Маузеры» мы бросим на месте акции.

— Хорошо бы их пристрелять, — заметил напарник.

— Сделаем, — согласился Браун. — Скажем русскому, чтобы отвез в укромное место.

— Ему можно доверять?

— В Лондоне сказали, что да. Давно служит при посольстве, неоднократно выполнял деликатные поручения. Мечтает получить подданство Британии и жить у нас.

Смит хмыкнул.

— После акции уберем, — кивнул Браун. — Обставим под нападение грабителей. Здесь, как мне сказали, это обычное дело.

Он забрал у напарника «маузер», сунул его в кобуру и положил в саквояж. Туда же отправились второй пистолет и пачки с патронами. Закрыв саквояж, Браун поставил его под стол.

— Неплохо бы пообедать, — сообщил напарнику. — Зови нашего гида.

Спустя полчаса англичане, обряженные под мастеровых, вышли из калитки дома и в сопровождении Тимофея направились в трактир. Там подручный британцев заказал всем котлеты на косточке, хлеб и пиво. От щей и каши англичане отказались, а вот Тимофей себе взял. Ели молча. Насытившись, все трое вернулись в дом. Там Браун объяснил русскому, что от него нужно. Тимофей запряг лошадь и отвез гостей в пригородный лесок. Там те вволю настрелялись из «маузеров». Палили по листам бумаги, прикрепленным к стволам деревьев – их нарезали из обертки пакета.

— Неудобно с одной руки, — оценил результаты Смит, пока Тимофей жег продырявленную бумагу. — Нужно или подойти близко, или использовать кобуры как приклады.

— Подумаем, — не стал спорить Браун.

Они вернулись в дом. Там Браун сказал Тимофею:

— Нужно собрать сведения об одном человеке. Этот князь Мещерский. Живет в собственном доме на улице Охотный ряд. Я хочу знать, сколько у него прислуги, где она обитает, в какое время князь выходит из дома и когда возвращается, по каким улицам ездит. Чем больше узнаешь, тем больше заплачу.

— Сделаю! — поклонился Тимофей.

— А теперь сходи в этот русский паб и принеси нам мяса, жареного на ребрышках, ветчины, горчицы и белого хлеба. Вот! — он протянул банкноту в десять рублей. — Сдачу оставишь себе.

— Благодарю, мистер! — поклонился Тимофей, схватил купюру и убежал. А Браун пересказал напарнику разговор.

— Не выдаст? — засомневался Смит.

— Вот и проверим, — пожал плечами Браун. — Если работает на полицию, та прибежит. Тимофей видел, как мы стреляли, я назвал имя цели. Ни один полицейский в здравом уме, получив такое сообщение, не станет медлить.

— Нас же арестуют!

— За что? Слово русского против нашего. Скажем, что это провокация. Русский принес оружие и предложил нам пострелять. Как мужчины мы не смогли отказаться от такого удовольствия. Князь? Не знаем никакого князя! Мы подданные Британии, прибыли познакомиться с Москвой, о которой много слышали и читали. Посольство вступится. Самое большее, что нам грозит – сутки-другие в камере.

— Провалим задание!

— Ну, и бог с ним! Мне оно не нравится – слишком опасно. Этот князь не раджа, за ним правящий дом империи. Поймают на месте акции – повесят. А так можно сказать, что виновато посольство: приставило к нам агента из полиции.

— Как скажешь, — сказал Смит, но возвращения русского он ждал, нервно поглядывая на двери. Полиция не пришла. Тимофей принес еду и водку. Пить ее англичане не стали, отдав бутылку подручному. Тот взял ее с радостью, пожелал хозяевам приятного аппетита и ушел. Браун достал из чемодана бутылку виски, и они со Смитом распили ее за ужином. По полпинты на джентльмена – это не много. Как раз для крепкого сна.

Разобравшись с делами в Москве, я отправился в свое поместье. Посетить его следовало давно. Ольга и тещенька о том не раз говорили, да и управляющий в письмах звал, но я медлил. Неловко как-то. Школу я заканчивал в СССР, где нас учили: помещики – кровопийцы, угнетавшие селян. Правильно их взбунтовавшиеся крестьяне на вилы поднимали, а поместья жгли. Позднее, когда СССР не стало, и у меня появилось время читать, убедился, что все сложнее. Помещики и времена были разные. С 18-м веком ясно. Самодуры Елизаветинских и Екатерининских времен – это действительно упыри, которые к людям относились хуже, чем к скоту. Тот, по крайней мере, не пытают ради удовольствия. Но, с другой стороны, ту же Салтычиху, садистку и убийцу, несмотря на покровительство влиятельных родственников и многочисленные взятки чиновникам, осудили и сгноили в подземной тюрьме. Помещики конца 19-го и начала 20-го века крестьян не казнили. Они закладывали земли банку, спуская полученные деньги на роскошь и развлечения. Убивать их по большому счету было не за что, хотя в революцию многих грохнули. Неприятно находиться в такой компании. Получается, я эксплуататор, мать его, трудового народа. Приеду, а пролетариат меня – на вилы! Шутка. Став землевладельцем, я задумался: почему помещики в 18-м веке так себя вели? И пришел к выводу: потому что позволяли. Дай сегодняшним олигархам волю, они Салтычиху переплюнут. Такое утворят, что мир содрогнется – 90-е годы это показали. Будь тогда у людей стволы, как в США, страна кровью бы умылась. Ненависть народа к «хозяевам жизни» не знала границ. В верхах это поняли и приняли меры. Олигархам приказали встать в строй и умерить аппетиты. Воруй, сволочь, раз привык, но стыдясь, как Альхен у Ильфа и Петрова. Народ не зли. Время от времени бросай ему подачки: ну, там денег на благотворительность отстегни или раритетную виолончель для музея купи. За это похвалим, другом назовем. Не послушаешь, имущество отберем, самого из страны выпрем или в тюрьму посадим. Будешь там тапочки шить – полезное дело для души. Книгу потом напишешь о тюрьме и воле…