Евгений Красницкий - Так не строят!

– Добро! Понял ты меня, старшина! Что нужно – обращайся к Демьяну или Кузьме.

– Ладно, Лис, как что годное сделаем – сразу тебе покажу!

– Ну, тогда иди, старшина, и вот о чём на досуге подумай: с деревяшками ты всё на модели норовишь, и то с осторожностью, а с людьми наотмашь. Вот и выходит у тебя с деревяшками ладно… А с людьми? Подумай, старшина… Ступай!

«Как это – наотмашь? Ни хрена лысого не понимаю! Дело делают, приказы исполняют, вон, даже лесовики потихоньку учиться начали – есть толк! Чего ему надо? Что окрысились, так начального человека завсегда никто не любит, особливо когда сурово поступать приходится…

Сурово поступать? Твою ж мать, урод ты, Кондрат, из жопы ноги! С чего сурово-то? Чего они не так сделали? А артельные мои чем провинились? Сколько лет семьёй, почитай, жили, породнились давно все, а я с ними да с лесовиками, как с холопами… Кто я без них?! Думал, как у Лиса, порядок вроде воинского завожу, а сам людей ни про что изобидел…

И ведь не в первый раз… Не так, как нынче, но было, было… А еще на них грешил – под лед… Да они святые, что тебя, дурня, до сих пор без Нинеи в ту полынью не спустили! Вот тебе и просто властвовать! Делать-то чего, а? Эх, нажратся бы сейчас, горюшко залить… А и нажрусь! Стой, нельзя! Ох, мать моя, как быть? За что ж мне такое?»

Вот так и шёл плотницкий старшина, глядя перед собой невидящим взором, и только бормотал что-то неразборчивое себе под нос время от времени. И бог знает, куда бы завели его гуляющие сами по себе ноги, если бы на их пути не встал во всей своей силе и славе Швырок, во Христе Питирим, приходящийся Сучку двоюродным племянником, а также подмастерьем, вечной головной болью, чучелом для оплеух и соперником по части блудливости.

– Ай, дядька Сучок, за что?! – взвизгнул изогнувшийся литерой «глаголь» [29]парень (а в какой позе ещё прикажете рыть канаву), когда колено плотницкого старшины, прущего не разбирая дороги, впечаталось в его тощий зад.

– А? Чего? Швырок? – Сучок суматошно зашарил глазами по окрестностям. – Прости, племяш, зашиб я тебя?

– Ой! – Швырок открыл рот и сел на пострадавшую задницу. – Дядька Сучок, прости! Не со зла я! Мне дядька Гвоздь сказал тут… эта самое, рыть! Ты не подумай! Я тут и рою, а Глашка просто мимо проходила!

«Тьфу ты, правду Шкрябка про него давеча говорил! Да и про меня тоже… Но ведь обломал же меня старый Калистрат!»

– Да ладно, Пим, задумался я и тебя не заметил, ты работай, а я пойду, – плотницкий старшина махнул рукой и направился за ворота в сторону лесопилки.

Швырок, свесив челюсть до земли, так и остался сидеть, вперив взгляд в то место, где скрылся за поворотом внезапно подобревший дядюшка…

А дядюшка дошагал скорым шагом до лесопилки и засел в той самой горнице, где в недавние времена подаренная Буреем яблоневка положила начало нынешнему положению дел. Для начала плотницкий старшина в несколько глотков выхлебал здоровенный ковш квасу, витиевато выругался, вытер взмокшую лысину и в изнеможении опустился на лавку. Посидел некоторое время, бесцельно шаря глазами по стенам, ещё раз выругался, запалил лучину и выудил из-за пазухи пергамент с чертежом требушета.

«Задачку мне Лис задал! Эх-ма! Вот не думал, не гадал, что в воинские люди попаду… А и чем я хуже? Вот излажу тебу… тьфу, вечно у Лиса словечки, камнемёт этот – и ага! Мож, и часть долга Лис скостит? Он такой, за добро – добром…»

Сучок ешё раз взглянул в чертёж, поднялся, подошёл к печи, выбрал подходящее полено и, ловко орудуя топором, распустил его на ровные плашки, отнёс их на стол, а сам полез в сундук за инструментами для тонкой работы.

«Вот сейчас чего-то да сделаю… Вот-то народ удивится – старшина в игрушки играет! Ан, шалишь – не игрушки это! Вот и свёрлышки, вас-то мне и надо! Посмотрим, как оно выйдет… И мысли всякие-разные в голову за работой не лезут! Авось я франкских мастеров не хуже, и артель моя тоже!»

Мастер вернулся к столу и принялся остругивать плашки, заглядывая время от времени в чертёж. Остругивал, смотрел, примерял, отрезал, подгонял и так увлёкся работой, что принялся даже что-то напевать себе под нос.

«А вот так вот! Не хуже сделаем! Да какой не хуже? Лучше! Или я не Сучок! Мы ж лучшая артель! Тоже мне, франки! Да вертели мы их! Вот игрушку излажу и своих позову – думать будем! Тут удачу за хвост ловить надо, Лис не обидит, с одного похода при удаче выкупимся. А что в воеводскую службу идти сам позвал, так оно и лучше – к нам тогда на кривой козе не подъедешь! Вот скажу своим и поймут, что я всё для них делаю, а они со мной как? Э-э-эх! Как дал бы по кумполу, чтоб в башке прояснилось! Обижаться вздумали!»

Тут Сучок высунул язык и начал, сопя от сосредоточенности, резать ложе для пращи. А как же не сопеть – работа-то тонкая! Вот и двигались пальцы мастера легко и осторожно, чтобы, не дай бог, не повредить неверным движением тонких планок.

«Ведь всю жизнь вместе, всегда друг за друга горой… Все родными за столько-то лет поделались. Мои то люди, а я их, вот в чём заковыка!

…Хорошо, что Лис работёнку эдакую дал – не до тоски!»

Вот так и крутились мысли старшины вокруг да около, а руки – чуткие и искусные руки мастера – делали невиданную доселе игрушку. Совсем не страшной смотрелась забава, ежели не знать, что как из малого смешного котёнка вырастает лев, из неё вырастет орудие убийства, предназначенное плющить людей в кровавую кашу, сравнивать с землёй дома и стены, что эти дома защищают, да посылать огонь на их крыши.

И об этом думал мастер, но, ужаснувшись сначала делу рук своих, понял, что нельзя иначе. Что эта чудесная и страшная машина сродни мечу, который может как хранить мир и покой в руках воина, берегущего родную землю, так и нести кровь и смерть, попав в руки иноплеменного или доморощенного татя. Вот и получалось, что не стоять земле без меча. И без камнемёта тоже!

Нет, конечно, столь возвышенные мысли в голове свежеиспеченного десятника розмыслов пока еще не бродили, но ощущение чего-то благородного и великого, за что не жалко отдать свою жизнь и не грешно забрать чужую, у него появилось. Не понял – нутром почуял.

А еще подсказало нутро мастеру, что зря он столько лет считал воев не то чтобы бездельниками, но не по делу зазнавшимися выскочками. Дошло до Сучка, что они тоже и мастера, и трудники – только мастерство у них особое, да и труд тоже. И уже не считал более, что не по работе ратникам и почета, и достатка, да и всего прочего отмерено. Тем более, кому много дано, с того много и спросится.

«Так вот почему Лис мне про службу воинскую сказал! А я и не понял! И волхва про то же толковала! Значит, умел кататься – умей и саночки возить! Ершить меня долотом! Четырнадцать годов! Откуда?! И ведь тоже о своих людях допрежь всего думает… Сопляк ведь!