Евгений Красницкий - Так не строят!

Следующий день прошёл в делах и тревогах, а за ним последовала ещё одна полная неизвестности ночь. Утром третьего от получения вести о находниках дня дежурная смена уже привычно поднялась на стены, а всё остальное население крепости занялось всякоразными делами, которыми всех в изобилии обеспечили боярыня Анна, наставник Филимон и Сучок. Как оказалось, к неизвестности и угрозе тоже можно привыкнуть. Сучок с Филимоном как раз обсуждали, сколько можно снять людей со стен для строительства, когда к достопамятной лавке подбежал отрок из Ведениного десятка.

– Господин наставник, – принятое в Михайловом Городке титулование легло у парня на язык само собой, – со стороны Ратного верховой показался! Один. Гонит – страсть!

– Добро! – отставной десятник поднялся на ноги. – Беги, боярыне сообщи!

– Слушаюсь! – Воинский ученик звякнул кольчугой и скрылся за углом.

Филимон и Сучок споро поднялись на воротную башню. Пока они добирались до верха, гонец уже доскакал до берега Пивени и погнал коня в воду. Тот заупрямился.

– Это ж Лёвка – гонец из Сёмкиного десятка! – опознал всадника стоявший тут же наставник Тит.

– Точно он! – Филимон приставил ладонь ко лбу, закрываясь от солнца.

– С какими вестями только? – не выдержал Сучок.

Судьба решила не оставлять его в неведении.

– Побили!!! Ляхов побили!!! – завопил во всё горло мальчишка прямо с того берега реки. – Всех до единого! Под корень!

Ляхов разбили. Ратнинская сотня и Младшая стража ушли отбивать Княжий Погост, а потом и вовсе под Пинск – снимать с него осаду. Оказалось, что в притулившееся на отшибе Погорынье пришли не просто залётные находники – пожаловала большая война. Полоцк вновь поднял оружие на Киев, а в помощь себе позвал ляхов и литвинов. И время подгадали: великий князь Мстислав Киевский как раз ушёл в степь – показать половцам, что он не хуже отца своего Владимира Мономаха умеет пускать дымом кочевья. Дело нужное, но осталось княжество Туровское до зимы без князя и дружины – князь Вячеслав Владимирович под рукой брата воевал поганых.

В Полоцке решили – пора! Всё одно миру между Киевом и Полоцком не бывать, а такой шанс более слабому из противников выпадает лишь единожды. Уж больно хорошо всё складывается: князя нет, дружины нет, помощи из Киева тоже нет – можно разбить по частям разрозненные земские полки, занять Пинск и заприпятские городки, собрать подати, осесть, укрепиться, а может, чем чёрт не шутит, попытаться и сам Туров взять. Тем более что ответного удара из Киева раньше следующего лета ждать не стоит – пока дружины князей Мономахова рода после похода в степь силы восстановят, весенняя распутица настанет.

Плотницкий старшина Кондратий Епифанович Сучок всех этих высоких материй не знал да и не стремился. На Погорынье, которое он с недавних пор, несмотря на все передряги, что привелось тут испытать, а возможно, и благодаря им, стал считать своим домом, напали ляхи. Ляхов побили и погнали. Оказалось, татей навели полочане, а значит, ратнинской сотне и Младшей страже надо идти в дальний поход – вот они и пошли, а его, Сучка, задача – крепость строить, в Ратном валы насыпать и тын божеский поставить да быть готовым во главе своих людей эти стены защищать – больше-то некому. Была, правда, ещё одна задача – вместе с ранеными из Княжьего Погоста привезли грамотку от Лиса. «Делай камнемёт, старшина. Скоро в нём нужда будет», – было нацарапано на бересте.

Вот и крутился раб божий Кондратий поболе белки в колесе: крепость строил, камнемёт ладил и воинскому делу вместе с людьми своими учился. Тяжко давалось, иной раз забывал за делами поспать. Хорошо хоть лесовики Гаркуновы по своим селищам расходиться пока не собирались, а Гаркун и с ним ещё десяток с небольшим мужей – вот диво! – накануне ляшского нашествия бухнулись в ноги боярыне Анне с просьбой позволить им поселиться в Михайловом Городке на посаде и семьи туда же перевезти. Боярыня позволила, но поставила непременное условие – креститесь!

Гаркун и его сотоварищи дня два ходили как в воду опущенные, а потом скопом пошли в Нинеину весь. От волхвы ходоки вернулись в настроении странном. Временами между желающими переселиться в крепость и остальными лесовиками вспыхивали споры вплоть до мордобоя, да и между собой они, случалось, схлёстывались, за что Гаркун с парой особо ретивых «спорщиков» угодили в холодную. Остыть и подумать на холодке и репе с водой. На все вопросы Сучка, который приходил в темницу проведать друга, Гаркун или отмалчивался, или цветисто и заковыристо ругался.

Несколько дней спустя старшие лесовиков снова наведались в Нинеину весь. Вернулись они оттуда быстро и в состоянии обалделом. Как ни пытал Сучок Гаркуна про волхву, тот либо лаялся, либо отмалчивался. Про остальных и говорить не стоит – старшина даже не смог узнать, видели лесовики свою боярыню или нет. А сама она и вовсе исчезла, хотя ей Сучок вопросы точно задавать не собирался.

Сказала что-то волхва своим подданным или не сказала, но через несколько дней к боярыне Анне заявился Гаркун во главе ещё дюжины работников и просил матушку-боярыню поспособствовать в крещении. Та согласилась, и Гаркунова артель дробной рысью поскакала на посад выбирать места под подворья. Удивительно, но больше им бить морды никто не пытался. Остальные лесовики вели себя, как ни в чём не бывало, только изредка проезжались по поводу того, что «хрен носатый совсем с глузда съехал».

Правда, с подворьями тоже вышла оказия. Лесовики по своей лесной привычке стали размечать подворья там, где кому понравилось, за что Нил, разгневавшись на такое непотребство, от души надавал им плюх. Один. Всей дюжине. История о том, как мастер с дрыном наперевес гонялся за лесовиками по всему будущему посаду и орал при этом: «Я вам покажу, бошки еловые, как без складу и ладу строиться! Это вам не болото ваше – где лось наклал, там и усадьбе быть! Тут город ставим!», вышла за пределы крепости, дошла до Ратного и Выселок и обросла по пути самыми невероятными подробностями.

Словом, жилось плотницкому старшине хоть и суматошно, но весело. А тут ещё Алёна обнадёжила и весть дошла, что семьи артельных по первопутку привезут. И уж совсем радостно стало от того, что в грамотке Лис не только про камнемёт писал, а ещё и о том, что недолго осталось ходить артели в закупах – как крепость достроят да в Ратном стены обновят, станут вольными.

Сучок и сам не замечал, что нянчился с камнемётом, словно с любимым дитятей. От первой, собственноручно изготовленной старшиной грубой и корявой «образцовой игрушки» (так переиначил для себя мастер иноземное слово «модель») до нынешней красавицы путь пролёг такой, что никакими вёрстами не измерить. Сколько ночей плотники провели, совершенствуя своё поделие, не сосчитать. Точили, строгали, кроили пращу, всяко-разно гнули спусковой крюк, собирали и разбирали модель до тех пор, пока не добились, чтобы глиняный шарик стал летать так, как хотелось стреляющему. Настала пора «ребёночку» покидать люльку и вставать на ножки – вот только «родители» никак не могли решиться начать строить камнемёт побольше.