Андрей Земляной - Попаданец (сборник)

Какова бы ни была их цель, это уже не важно. И даже не имеет значения, каким образом они связаны с этим мальчишкой. Важно лишь то, что я стою над телом их соратника, сжимая в одной руке окровавленный меч, а в другой – трофейное копье. И на моей руке по-прежнему нет опознавательного знака, в отличие от вошедших. И в отличие от убитого мною парня.

Эти воины тоже не тратят времени на разговоры и с криками набрасываются на меня, чтобы отомстить не только за смерть товарища, но и за гибель своих семей, народа и самого мира.

Из всего этого на моих руках лишь кровь парнишки, но на этот раз, помимо рефлексов, меня подталкивает желание жить. Сейчас я смертен, а эти люди опасны.

Троица еще только срывается в мою сторону, как одного из них сносит копье, ударившее ниже шеи. Оставшаяся пара не замечает этого, они уже в паре метров от меня, в ход пошли мечи.

Отбив первые удары, я обхожу нападающих таким образом, чтобы они мешали друг другу и не могли атаковать одновременно. И уж ни в коем случае не смогли зажать меня с двух сторон.

Вместе с тем мою левую руку, свободную от меча, охватывают языки пламени, собирающиеся в ладони. Еще немного тяну время, пока пламя не стало достаточно интенсивным, и разрываю дистанцию, насколько это позволяет сделать замкнутое помещение бара.

Это вынуждает врагов самих идти в мои руки. И они шагают, готовые ударить отступающего врага. Их встречает огненная лента, которую я запустил им в лица широким взмахом левой руки.

Слабое пламя, способное разве что оставить ожоги, да еще и брошенное по такой площади, тем не менее блестяще справилось со своей нехитрой задачей. Воины, пренебрегшие шлемами, сейчас кричали и хлопали себя по лицу и голове ладонями, пытаясь потушить тлеющие волосы и прикрыть глаза и кожу, раздираемые болью.

Два быстрых удара, и боль больше никогда не будет их заботить.

Вот так просто, бар, в который я забрел, надеясь переждать бойню на окраине города, превратился в маленький морг.

И все это для того, чтобы я смог задать себе вопрос, ответ на который я и так знаю. Моя жизнь или чужая? Каким бы бессмысленным мне ни казалось очередное убийство, я совершу его не задумываясь, если от этого будет зависеть моя жизнь.

Рефлекс, выработанный чередой сложных жизненных путей, или осознанный выбор? А вот это уже не важно. Мы те, кто мы есть, и с этим стоит смириться.

У меня нет никакого желания торчать рядом с четырьмя трупами дольше необходимого. И дело не в тонкой душевной организации – только что можно было убедиться, что подобное мне не свойственно. Оставаться здесь физически неприятно – и в живом состоянии человека трудно назвать хозяином своего мочевого пузыря и кишечника, не говоря уже о трупах. На фоне поднимающегося зловония пряный запах разлитой крови ощущался почти изысканно.

Но и на тренировках у Клауса, где смерть была хоть и достоверно болезненной, но все-таки понарошку, нередко случались такие зловонные конфузы. Что уж говорить о моей памяти, которая услужливо, хотя и без спроса, подсовывает мне не только грязные подворотни и покойников со вскрытыми глотками, но и поля с равнинами, на которых только что отгремело сражение со всеми сопутствующими прелестями.

Уставшие солдаты бродят повсюду, выискивая раненых врагов, чтобы добить их. Уже без злости, весь воинский задор сошел на нет во время боя, а тела постепенно отходят от адреналиновой встряски. Солдаты теперь заняты рутиной, почти механически выполняя приказы командиров. Изредка очередному вражескому подранку везет, и по богатому доспеху и оружию, в нем узнают важную персону, за которую можно потребовать выкуп.

Вон уже подкатили телеги, на которые складывают снаряжение, снятое здесь же, с трупов. В другие телеги, а иногда и в те же, грузят своих раненых. Большинство из них не доживет и до рассвета, а львиная доля оставшихся испустит дух в ближайшие дни. Антисанитария, воспаление ран, заражение крови… Шутка ли, когда глубокий порез может отправить в могилу? Вино, которое используют в качестве обеззараживающего средства, это далеко не панацея. Это даже не слишком-то надежно.

Словом, несмотря на сохранившееся чувство брезгливости при виде подобного, прямо-таки отвращения я не испытывал. А раз так, то почему бы не посмотреть, найдется ли у мною убитых солдат что-то интересное? Помнится, Сараш упоминал, что этот мир магически развит.

Для начала я отложил в сторону их оружие – с копьем, засевшим в грудине воина, пришлось немного повозиться. Доспехи снимать не стал. Во-первых, я их сильно попортил, а во-вторых, учитывая, как легко они вскрылись моим мечом, пользы мне от них не будет.

Мешочков с монетами на поясах у солдат не оказалось. Оно и понятно, ребята сюда не за покупками собрались.

Можно, конечно, посмотреть у них в одежде и поясах – в них часто зашивали монеты. Но для этого придется снимать одежду с попахивающих покойников, а это уже выходит за пределы моей зоны комфорта. Обойдусь без здешних денег, тем более, учитывая степень разорения этого мира, вряд ли в Бездне они высоко котируются.

Вместо этого я проверил убитых на предмет наличия хоть каких-нибудь артефактов. В каком виде они могут быть, и где их могут носить? Хм, артефактам, особенно защитным, крайне желателен контакт с телом владельца. Основные формы в таком случае это кольца, браслеты, амулеты и серьги. Наверное, еще должен годиться пирсинг, разновидностью которого, по сути, является ношение серег.

Но что-то эти неразговорчивые парни оказались слишком консервативны – не то что уши не проколоты, даже колец не видать. В общем, ни одного артефакта на обозрение общественности они не выставляли. А вот под рубахами у каждого обнаружились кое-какие побрякушки. У троих по одному одинаковому медальону на веревочке, а у четвертого, того самого, кому не повезло нарваться на брошенное копье, так и вовсе нашлось целых три амулета. И это на одной-то шее.

Первый стандартный, как и у остальных, вероятно, из серебра. Второй тоже серебряный, но не кругляш, а прямоугольная пластинка, покрытая рунами, с небольшим камнем посередине. Последний амулет оказался самым внушительным – золотой медальон, инкрустированный хоть и мелкими, но определенно драгоценными камнями, подвешенный на золотой же цепи.

Даже удивительно, как при такой-то вещице на нем не оказалось ни перстней с камнями, ни еще каких вычурных излишеств. Хотя вариантов много. Начиная с того, согласно которому в этом мире выставление драгоценностей напоказ не получило распространения, и заканчивая более приземленным – может, он и дворянин, но вряд ли богатый. Вполне вероятно, что ему пришлось продать не только побрякушки, но и многое другое, чтобы хватило денег сделать свой вклад в оборонительную войну. И это определенно было давно, еще на первых этапах войны. Ведь какое сейчас дело немногочисленным выжившим до денег, золота и алмазов? Теперь здесь в цене еда и оружие.