Алиса Климова - Звезда пленительнаго [СИ]

В качестве некоторого оправдания дочь наша сообщила, что Васька в общем-то и не очень виновата, хотя так напиваться по случаю сдачи в работу первого колеса гигантской турбины все же не стоило. Плохо то, что сразу не рассказала все Вере Григорьевне, так что насчет возможных осложнений можно будет с уверенностью сказать только через несколько месяцев…

— Маш, ну и зачем мне нужно было мчаться сюда, сломя голову? Если бы я все узнал через пару месяцев, что-нибудь изменилось бы? Хотя да, тогда про осложнения стало бы понятно…

— Саша, ты хоть и умнее нас всех, вместе взятых, о все же иногда дурак дураком. Васька же не хотела, ее просто споили… она на самом деле только тебя любит. А сейчас, если ты немедленно к ней не бросишься и не простишь, я не знаю что она с собой сделать может. Я серьезно. И мне плевать, что ты на самом деле об этом думаешь — она прервала мою попытку открыть рот, — сейчас ты пойдешь и простишь ее. Искренне простишь, чтобы она поверила. А потом уже мы с тобой вдвоем подумаем, как нам жить дальше…

В курсе этой истории были лишь Маха, доктор Варгасова, возможно еще Коля Гераськин — брат Оленьки, который, будучи капитаном "Дельфина-I", отвез американца куда-то на Юкатан, выгрузив его на пустынном мексиканском берегу "в одних бакенбардах" — так что "имиджевого ущерба" я не получил. Хотя было и очень неприятно — примерно так же, как узнать в свое время от Мышки о том, что она меня никогда не любила. Наверное, к старости люди ко всему относятся спокойнее… нет, равнодушнее. Хотя и это все же неправда, просто у меня к Ваське отношение было не совсем все же "супружеское". А насчет равнодушия… Нет, я просто научился прощать.

Однако времени на "долгое прощение" не было совсем: даже в Монтевидео доходили новости о наступлении русских войск в Европе — ну и о ходе этого наступления. Газетчикам по должности нужно чувствовать, что читателям интересно — а когда в стране из полутора миллионов населения полмиллиона русских — тут и особого чутья не нужно: расходы на трансатлантические телеграммы пресса "отбивала" с лихвой. Вот только новости эту треть населения не особо радовали…

Австрийцы и германцы к наступлению подготовились. Очень хорошо подготовились — один только "Рейнметалл" успел поставить на восточный фронт шестнадцать тысяч пушек. Австрийцы тоже постарались не отставать от союзника: по разведданным (о которых я узнал уже вернувшись домой) в Линце новый завод ежедневно делал по пятьдесят пушек. Правда совсем мелких, полуторадюймовых, но и германец далеко не осадные орудия поставлял, а все больше пятьдесят семь миллиметров. Но когда "стране дают угля мелкого, но много", количество, как учат нас марксисты, неизменно переходит в качество. Жалко только, что тезис этот к мозгам неприменим: за редким исключением генералы (причем с обеих сторон) тупо бросали солдат в атаки на набитые артиллерией и пулеметами позиции.

Отвоевать несколько километров русской армии позволила все же некая "внезапность" наступления: ни немцы, ни тем более австрийцы не ожидали, что перед наступлением русские пушки будут три часа просто перепахивать вражеские укрепления на глубину нескольких километров. Поэтому наши солдаты даже не атаковали, а просто проходили эти километры, не встречая живого противника. Ну а потом они доходили до какой-то очередной линии укреплений…

В наступление войска переходили лишь после того, как артиллерия полностью выбивала солдат противника на первой линии — и длилось оно до достижения второй линии обороны. Просто потому что снарядов на вторую линию уже не было. А затем уже противник, поднакопив снарядов, переходил в наступление — с теми же результатами. Пока что против Германии Россия вела свои "наступления" более успешно и за два месяца "наступила" уже километров на десять. Но вот с австрийцами пока выходило наоборот, а присоединившиеся к австриякам румыны вместе с болгарами и вовсе половину Бессарабии захватили. Однако в целом война все больше скатывалась к позиционной — и только самолеты вносили в боевые действия некоторое разнообразие: постоянное совершенствование техники позволяло бомбить все большее число городов.

Немцы начали бомбардировки Мемеля, Либавы и Риги, ну а наши авиаторы, постоянно мешая с грязью железнодорожные станции Бреслау и Каттовица, время от времени и Берлин навещали. В принципе "Шмели" доставали и до Братиславы с Веной, но там особо бомбить было нечего — промышленные центры были несколько дальше, так что австрийская столица получила лишь пару-другую "оплеух" больше морального плана. А основная война шла в окопах — и нужно было сделать что-то именно для победы именно в них.

Что сделать — это я хорошо знал. То есть думал, что знал — однако по возвращении из Уругвая в моей голове появились определенные сомнения. Луи Рено, судя по всему, об изобретении "правильного" танка думал с детства, или уж во всяком случае с момента, наступившего еще до моего сюда попадания. Так что французский танк, довольно сильно напомнивший мне пресловутый "Рено-восемнадцатый", во французской армии появился. Именно напомнивший, потому что нынешнее чудо галльской военной мысли от знакомой мне по "прошлому разу" машины немного отличалось. Прежде всего мотором в полторы сотни лошадок, пушкой в семьдесят пять миллиметров и дюймовой броней. Мощная получилась машина — вот только то, что на фронт Рено успел отправить уже больше тысячи этих бронированных монстров, на успехах французской армии особо не сказалось. И не особо не сказалось тоже: Эрхардт (то есть "Рейнметалл") против французского танка выставил свою новенькую сорокапятку, поставленную на шестиколесный броневик — и эта забавная игрушка с двухметровым стволом успешно снабжала французских сталеваров горелым металлоломом.

Ну ладно, "Рейнметалл" оказался весомее металла французов, а вот как насчет моего?

Лихачев меня выслушал спокойно — впрочем, он всегда поначалу именно вслушивался в слова собеседника, и лишь потом либо делал вид, что не услышал, либо эмоционально объяснял, куда тому следует идти. Но на этот раз он все "услышал", обдумал и изложил свое видение проблемы:

— Александр, построить танк такой, как ты хочешь, я смогу. Я даже десять их построю, а может быть даже и сто. Но не вижу в этом ни малейшего смысла.

— Почему?

— А потому, что машину весом в тридцать тонн я отсюда далеко не увезу: чугунка-то до Нижнего восемнадцатифунтовым рельсом проложена. Но даже не в этом дело… и даже не в том, что с гусеницами-то по хорошему машины нужно у тебя в Сталинграде делать, так как я только с колесами умею. Но такие машины ведь уже на фронте чинить потребуется, а ее чинить будет просто некому.