Игорь Мохов - Приказано - спасти...

- Анастасия, скорее возьмите и сварите мясо. Пусть Фира вам поможет. Нужно срочно накормить раненых!

Санитарка уже подошла к тягачу и стояла рядом с Дольской:

- Хорошо, Борис Алексеевич. Сейчас сделаем. Нам еще Андрей поможет. Он уже встал и ходит.

Сиваков обернулся к Чекунову:

- Слышал? С твоим другом все в порядке.

Красноармеец продолжал стоять по стойке "смирно":

- Товарищ военфельдшер, нами разведан брод. Нужно вывозить раненых из окружения.

Сиваков, запнувшись на полуслове, молча глядел на Семена. Решив, что слух его подводит, переспросил:

- Ты сказал "вывозить раненых из окружения"? Я правильно тебя понял?

- Так точно, товарищ военфельдшер.

Врач с петлицами начальствующего состава Красной Армии, как в первый раз, рассматривал стоящего перед ним худого лопоухого юнца в сбитом на затылок танкошлеме. Замызганная гимнастерка, пехотные петлицы. Обмотки туго затянуты на тощих ногах. Грязные ладони рук в царапинах и ссадинах.

Наконец Сивакова прорвало:

- Да ты хоть понимаешь, что нужно для этого сделать?! У нас же тринадцать человек лежачих! Как ты надеешься их вытаскивать мимо немецких постов? Пролететь по воздуху? Или шапкой-невидимкой обзавелся? Это только сказать легко! Ты думаешь, что до тебя никто об этом не думал?

Семен не отвел взгляда:

- Другого выхода нет. Немцы раненых не пощадят.

- А ты предлагаешь что-то лучшее? - со злым сарказмом отозвался Сиваков. - Ну, расстреляют немцы твой тягач возле реки. Чем лучше?

- Мы должны что-то делать - упрямо вел свою линию красноармеец. - Под лежачий камень вода не течет. Борис Алексеевич, у нас есть шанс прорваться.

Сиваков сплюнул под ноги:

- У нас? У нас может и есть. А ты знаешь, что часть раненых может погибнуть просто от тряски при езде? Ты готов взять на себя ответственность за их смерть?

От спокойного взгляда красноармейца Сивакову стало на мгновение не по себе. Тот смотрел на военфельдшера как будто именно он, Семен, был старшим и более опытным человеком. Присутствовало в этом взгляде и понимание, и легкое сожаление. Сожаление о том, что, казалось бы, такой умный человек - и не понимает столь очевидных истин.

- Мы военные люди, товарищ военфельдшер. И наша война еще не закончилась. Своей судьбы никто из нас не знает. Может быть, погибну я. Или вы. Или все мы вместе. Нужно только, чтобы смерть наша не была напрасной. И если гибель одних из нас даст возможность остаться жить другим - значит такова судьба. Иначе - не выживет никто.

Сивакова затрясло от обиды. Что он себе думает? За трусов их тут всех считает? Он с санитарками днем и ночью раненых выхаживал, а тут...

- Мальчишка! Нагородил тут демагогии. Что ты в жизни видел, молокосос. Ты сам в бараке у раненых был? А ну, пойдем! Сам им и скажешь.

Развернувшись на каблуках, военфельдшер зашагал в сторону бараков. Помедлив секунду, Семен двинулся следом.

Открытая дверь впустила внутрь барака вечерний свет. И выпустила наружу тяжелый спертый воздух. Сиваков бестрепетно шагнул внутрь. Пригнувшись чтобы не задеть низкую притолоку, Чекунов протиснулся следом. Так же как и в первый раз, на столе теплилась свечка и лежала открытая тетрадь. Только не было видно ни Фиры, ни Анастасии Ивановны.

Сиваков шагнул на середину узкого прохода идущего вдоль стены, заслонив при этом тусклое окошко. Все остальное пространство было занято двухъярусными нарами и большой чугунной печкой. Открыл, было, рот желая что-то сказать, но был перебит заросшим густой щетиной мужиком, что лежал на дальних нарах:

- Борис Алексеич, Фира забегала, сказала, что еду какую-то привезли. Правда, что-ль?

Сбитый с мысли, военфельдшер запнулся, но ответил:

- Правда, Иван. Мясо привезли. Санитарки сварят бульон и накормят всех. Подождите только.

Мужик мотнул головой:

- Да я не за себя беспокоюсь. Петруха, вон, еле живой. Его бы подкормить.

Чекунов вгляделся в сторону, куда указал раненый, но рассмотрел в полумраке только белеющие повязки и такой же белый овал лица на нижнем ряду нар.

Сверху послышалось кряхтение:

- Даа, поесть бы не помешало.

С других нар немедленно ответили:

- Куда только в тебя лезет, Сашка. Вон растолстел то как. Того и гляди, нары проломишь!

Кто-то хрипло рассмеялся, но смех тут же перешел в надрывный кашель. Потом снова наступила тишина.

Сиваков обернулся к Чекунову и одними глазами, казалось, спросил: "Ты видишь? Эти люди и так еле живы. Что ты можешь предложить им?"

Семен двинулся вдоль ряда нар, рассматривая лежащих. Молодые бойцы и красноармейцы в возрасте, накрытые шинелями и одеялами - и повязки, повязки, повязки... Война пометила этих людей своей кровавой меткой. Пуля, зазубренный осколок, волна горящего топлива - и только что послушное тело становится беспомощным сгустком боли. И вся надежда, что рядом окажется товарищ, который не бросит, поможет, вытащит...

Наверное, именно отпечаток беспомощности и делал похожими столь разные лица.

Семен встретился глазами с раненым, которого Сиваков называл Иваном. Повязки туго стягивали грудь мужика. Также плотно была замотана кисть правой руки. Из-под повязки торчал только большой палец. Раненый перекосил лицо в гримасе:

- Что смотришь? Вишь, был плотник - да весь вышел. Один палец остался, чтобы в носу ковыряться...

Боец закашлялся:

- И в грудь проклятый фашист осколком приласкал. Вот, лежу теперь... А ты здесь что делаешь парень? Не раненый, вроде?

- Красноармеец Чекунов. Из автобата. Я должен вывезти отсюда всех раненых в расположение советских войск.

Семен понимал, что, произнеся эти слова, он отрезал себе всякие пути отхода. Но иного выхода не было.

- Что, что ты сказал? - на верхнем ярусе кто-то завозился, застонал. Зашевелились и другие раненые, стараясь рассмотреть говорившего. И тогда Семен шагнул на середину прохода, оттирая плечом военфельдшера, и произнес уже во весь голос:

- Повторяю, у меня есть приказ, вывезти всех раненых в расположение наших войск.

Из-за спины красноармейца выскочил Сиваков:

- Семен, чего ты мелешь, какой приказ?

Чекунова действительно понесло:

- Приказ, не оставлять раненых товарищей в руках фашистов.

- Да ведь это же авантюра! И сам погибнешь и людей погубишь. Какие у тебя шансы пройти?

- А это уже не важно - хриплый голос с нар заставил Сивакова замолчать.

Мужчина, накрытый кожаным регланом с обгорелой полой, пытался перевести дыхание, хватая воздух открытым ртом. Все лицо его было покрыто истекающей сукровицей коркой ожога. Полоса повязки скрывала глаза.

- Неважно, какие шансы... Если останемся здесь - то шансов вообще нет. Никаких. Ты ведь это тоже понимаешь, доктор?

Ничего не ответил Сиваков. Что сказать? Сослаться на слова командования, что помогут местные жители? Тогда, почему они до сих пор не пришли?