Алексей Дягилев - Противотанкист

В Андреевском оставался только взвод мотокопытных разведчиков, имитируя присутствие роты, а заодно занимаясь сбором трофеев. А ещё, комбат отправил в деревню Сноски один миномётных взвод, и миномётчики из двух стволов вели беспокоящий огонь по Гжатскому тракту на предельной дальности, перемежая его короткими огневыми налётами по окрестностям. Боеприпасов, благодаря блокпосту у нас хватало, тем более после боя с диверсантами, к проверке документов подключился специально обученный человек — особист полка, или по-простому — уполномоченный особого отдела. И весь автотранспорт направляли непосредственно в полк, а оттуда уже в Гжатск, или оставляли у себя. Третий взвод шестой роты комбат выдвинул вперёд, и теперь он занимал позиции южнее автострады, прикрывая перекрёсток. К левому флангу шестой роты примыкали позиции третьего батальона 202-го запасного полка, поэтому и за этот фланг можно было не беспокоиться, во всяком случае, пока. Потери у пятой роты были большие, поэтому она приводила себя в порядок, а заодно пополнялась личным составом. «Пешмергой» я окрестил пополнение, из вышедших к нам из окружения красноармейцев, которых независимо от «вероисповедания» (воинской специальности) определяли в пехоту. А так как они были в основном из тыловых подразделений или строительных батальонов то и боевая ценность окруженцев была невелика. Зато копать «стройбатовцы» умели хорошо, да и исключения попадались. Плохим было только моральное состояние, и некоторым было без разницы, куда попасть, в плен или к своим. Поэтому окруженцев теперь равномерно распределяли по подразделениям, стараясь, чтобы в отделении было не менее трёх кадровых бойцов нашего полка. И не важно, что в отделении таким образом оказывалось до пятнадцати человек, и сержантского состава на всех не хватало, зато ими теперь командовали обстрелянные, а главное выжившие уже не в первом бою бойцы, а это многое значило. Да и назначением занимался сам ротный, с подачи командиров взводов, или их заместителей, а кому как не им знать, как вёл себя тот или иной солдат, во время боя. Поэтому хитросделанные оставались на своём месте, а толковые и инициативные бойцы повышались в должности до командира отделения, а некоторые и до «замка». Конечно, взвода немного раздуло, но нужно было решать основную проблему — чтобы никто больше не разбегался с позиций. И над этим сейчас и работал весь партийно-политический аппарат батальона. Кто-то сыпал призывами и лозунгами, а те, кто поумнее, предлагали сходить на опушку и посчитать, сколько мёртвых эсэсовцев валяется на поле боя. После пополнения рота должна была занять позиции по южной и восточной опушке лесного массива до Минского шоссе, прикрывая левый фланг и тыл нашей четвёртой роты и батальона в целом. Пока же на южной опушке оставался первый взвод, а пешие разведчики окапывались в роще. После «мародёрки» в деревушку Сноски должны были отойти и мотокопытные, уничтожив за собой небольшой мостик через Большую Гжать. По которому они сейчас таскали затрофеенное и складывали в грузовики, стоящие в деревушке Молчаново, на другой стороне реки.

После позднего ужина удаётся немного поспать, но перестрелка на шоссе поднимает на ноги, поэтому иду выяснять, — что там случилось? Движение по автостраде с наступлением темноты ослабло, по крайней мере, транспортных колонн уже не было. Шли только отдельные автомобили. Вот при попытке остановить один из грузовиков, погиб наш часовой. До этого все машины останавливались без проблем, а когда наш боец оказался в свете фар последнего для него грузовика, его срезали очередью из автомата. Гансовоз тоже далеко не ушёл, сначала проехав всеми четырьмя колёсами по «гвоздикам», резко сбавил скорость, а потом его вместе со всем содержимым расстреляли из винтовок и пулемётов, закидав гранатами. Содержимое пыталось отстреливаться, но при свете ракет, и ярко разгорающегося автомобиля, фрицы в этом не преуспели, так что опять пополнили наши запасы трофейного вооружения. Видимо гансы заблудились в ночи, а может это разведка, так что стали размышлять, как зёрна отделить от плевел, и при этом не терять людей. Днём то ещё можно, по крайней мере, как выглядят «Захары» и полуторки, бойцы знают, а вот ночью, вопрос. Кузов, кабина, звук мотора, свет фар. Вот и всё, что можно различить в ночной темноте. Стрелять во всех подряд? Но наших пока попадается значительно больше. Ладно, начнём экспериментировать. Запасаемся гранатами, ракетницей, и с оружием занимаем позицию за деревьями недалеко от обочины. Опель пока горит, поэтому перегородив «ежами» полотно дороги свободное от него, ждём.

Ждать пришлось недолго, минут через десять замечаем впереди на шоссе тусклый свет фар, а этот характерный звук мотора, ни с чем не перепутаешь. Но эксперимент довожу до логического конца. Заряжаю в сигнальный пистолет осветительную ракету и стреляю в сторону машины. Эффект получился неожиданный. ЗИС резко тормозит, а из кабины выскакивает «водятел» и убегает «на тёмную сторону луны», это он думает, что в лесу, с другой стороны шоссе никого нет, но ошибается. Его ловят, приводят в чувство и после опроса. — Откуда? Куда? Зачем? — Вместе с машиной отправляют на замаскированную «платную» стоянку, кормят, и уже в кругу своих братьев — шоферов, он должен окончательно прийти в себя. Следующий автомобиль останавливаем уже более гуманным способом, включаю фонарик с красным светофильтром и, направив на водителя, мигаю несколько раз. Знакомый рокот мотора, с подвываниями и скрежетом скоростной коробки, при переключении передач, тусклый свет фар. Как сказал мой напарник, «светит как у петуха жопа», не оставили сомнений в принадлежности данного «пепелаца». Ну, а голос с рязанским «акцентом», который высунувшись из кабины, на русском командном спросил, — «вас ист дас»? — Не оставил сомнений в идентификации его носителя.

Зато примерно через полчаса, замечаем яркий свет фар, а при приближении «объекта» различаем и незнакомый звук двигателя. Предупреждаю «группу поддержки», и готовимся к встрече. Вот он, рубеж. Даю команду.

— К бою! — Напарник стреляет осветительной ракетой, а я выдёргиваю кольцо из лимонки, а через секунду кидаю в немецкий «Опель» гранату. Лимонка удачно взрывается под колесом, поэтому пулемёты и автоматы работают уже по неподвижной мишени с расстояния тридцати-пятидесяти шагов перекрёстным огнём. Немцы пытаются отстреливаться, но при такой концентрации пуль из автоматического оружия на один метр, у них нет шансов от слова совсем. Зачистив место боя, забираем трофеи, а трупы скидываем в большую яму в лесу неподалёку, пока не закапываем, потому что надеемся, что дохлых фашиков будет ещё больше. Эту работу в основном выполняют бойцы «спецподразделения» — «Зелёный пис», которых мы отловили в лесу без оружия. «Зелёными писами» я их окрестил, за пацифизм. А нехрен было пролюбливать боевое оружие, тогда были бы как все нормальные люди — красноармейцами. А вот теперь будут зелёнописами, пока не заслужат себе оружие и репутацию в бою. Так что пусть пока поработают хороняками, тем более — «Труп врага всегда хорошо пахнет». И это не я сказал, а кто-то из древних римлян, вот пусть и понюхают, и полюбуются на сверхчеловеков, которых в яме скопилось уже несколько слоёв. Бойцов же вышедших с оружием в руках, отправляли небольшими группами на пленэр, где под руководством опытных «экскурсоводов», они несли службу боевого охранения. Чисто случайно, маршрут проходил мимо «залёгшего» взвода эсэсовцев и, видя в темноте только ближайшие трупы, и спотыкаясь о них, можно было предположить, что мертвяками завалено всё поле боя. Это идею придумал и развил кто-то из взводных, а командир батальона поддержал.