Александр Ханин - Гессенская волчица [litres]

Канцлер встал из кресла, ему было мало места. Его хитрые глаза сверкали юношеским задором, говорил он быстро, как будто боялся не успеть высказать свои мысли, и если бы не его французская речь, Императрица просто не успела бы понять, что предлагает Николай Павлович.

– Думаю, имеет смысл брать на заметку каждого, кто хоть раз будет замечен в чём-то противоправительственном, будь то чтение запрещённой газеты или же участие в сходке, – продолжил Игнатьев. – Я знаю, что Департамент полиции ведёт картотеку, но я говорю об ином подходе. Мало завести карточку на смутьяна, следует пристально наблюдать, чем этот субчик дышит, чем он занимается, с кем общается. И если полиция не вполне уверена, что этот смутьян не представляет больше опасности, то всячески препятствовать тому, чтобы такое лицо продвигалось по жизни.

– Вы предлагаете следить до самой смерти за каждым оступившимся, Николай Павлович? – немного удивлённо спросила Императрица. – Ведь молодости свойственны заблуждения, ошибки, излишняя горячность и доверчивость. Со временем люди меняются, меняются их взгляды.

– Нет, Ваше Величество, я имел в виду нечто иное. Бывает у нас такое, что особа известна полиции, как открытый враг престола, а в то же время спокойно учится в университете, поступает служить, получает чины… А там, глядишь, оказывается, что снаружи – министерский чиновник, а внутри – смутьян и враг самодержавия…

– Вы же знаете, Николай Павлович, что полиция не в силах и не вправе вмешиваться в деятельность университетов, – ответил граф Воронцов-Дашков. – Даже министр внутренних дел не в силах отчислить нашкодившего студента.

Канцлер стал возражать по-юношески возбуждённо, для наглядности приводя примеры:

– В своё время некто господин Туган-Барановский, 129 129 Туган-Барановский Михаил Иванович, коллежский секретарь. Магистр политэкономии и статистики. Чиновник Министерства финансов. обучаясь в Санкт-Петербургском университете, был активным участником студенческого кружка, который организовал Александр Ульянов.

– Тот самый, Ваше Величество, который был казнён за подготовку цареубийства, – пояснил он Императрице. – В 1886 году Туган-Барановского даже выслали из столицы за участие в демонстрации. Но затем этот субчик получил диплом Харьковского университета и поступил на службу в Департамент торговли и мануфактур… А в прошлом году он был утверждён советом Московского университета в степени магистра.

– Но как же следует поступать с подобными особами, Николай Павлович? – спросила Александра Фёдоровна. – Ведь большинство попадает под влияние смутьянов в молодые годы, будучи студентом… А известно, что молодости присущ налёт этакого нигилизма…

Граф Игнатьев ответил, что он проходил курс наук не в университете, а в Пажеском корпусе, и там никаких нигилистов и смутьянов не было. Но при этом нельзя оставить без внимания, что больше половины государственных преступников побывали в университетах, хотя и не кончили в них курса, и именно отсюда возникло стойкое народное убеждение, что «студент бунтует».

Канцлер говорил убедительно, с глубоким знанием дела, как человек, который изучал вопрос устройства высших учебных заведений, искренне считая, что именно ненормальные условия делают университеты благодатной почвой для появления смутьянов.

Нигде в иных странах учащееся юношество не приобрело такой прискорбной репутации, как в России. Но не связана ли та печальная роль, которая уготована российским студентам, с тем, что нигде высшее образование не находится в столь ненормальных числовых отношениях… Высшее и среднее образование в Российской Империи развито крайне слабо, а вот число студентов весьма значительно. А ежели учесть, что в России стремление к высшему образованию в значительной мере усиливается желанием поступить на казённое содержание и получить стипендию…

Императрица слушала с большим интересом, и даже головные боли, мучавшие её ночью, и усталость, ничто не могло отвлечь её внимание.

– В других странах высшее образование не даётся даром, – отметил граф Игнатьев, – и притом, чтобы с содержанием. У нас молодой человек, поступая в университет, чувствует, что у него есть только права и никаких обязанностей. Никто не контролирует его занятий. Я не предлагаю заподазривать всех студентов в участии в противоправительственных акциях, но нельзя отрицать, что условия наши очень способствуют тому, чтобы именно в среде студентов всякие смутьяны всего легче находят себе пособников и пристанодержателей. Необходимо установить деятельный контроль за занятиями студентов, а сами учебные заведения полезно было бы перенести подальше от столиц. А для контроля со стороны полиции нужно ввести обязательное свидетельство о благонадёжности, без которого никто не сможет поступить учиться в университет и не будет допущен к диссертации, а тем паче к государственной службе.

– Ваше Императорское Величество! – осторожно вклинился в разговор Плеве. – Я полностью согласен с Его Высокопревосходительством, в полной мере. Увы, но среди чиновников всех рангов довольно много неблагонадёжных элементов. Там есть не просто либералы, мечтающие о конституции и парламенте, как во Франции, но и откровенные смутьяны. Да что там говорить, ежели господин Кони 130 130 Кони Анатолий Фёдорович, тайный советник. Сенатор. Обер-прокурор Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената (1892). Доктор уголовного права (1890). заседает в Сенате…

– Вячеслав Константинович! – спросила Императрица. – А чем знаменит этот господин?

Плеве скривился, как от зубной боли. Затем убрал гримасу и почтительно доложил:

– Ваше Императорское Величество! В 1878 году Кони председа-тельствовал на судебном процессе, который оправдал некую Засулич, которая перед этим дважды стреляла в петербургского градоначальника. За такое покушение ей грозило от пятнадцати до двадцати, а благодаря Кони подсудимая была оправдана и освобождена из-под стражи. Приговор был отменён, но Засулич удалось скрыться. Сейчас, как мне известно, она живёт в Швейцарии и занимается революционной деятельностью.

– А Кони заседает в Сенате? – удивилась Императрица.

– Так точно, Ваше Величество. Обер-прокурором Уголовного кассационного департамента, – угодливо сообщил Плеве.

Александра Фёдоровна окинула взглядом присутствующих. Затем обратилась к канцлеру:

– Николай Павлович! Если он оправдал эту Засулич, он бы оправдал и цареубийц. А потому я приказываю в двадцать четыре часа отправить этого господина в отставку. Без мундира и пенсии. И проследите, чтобы формулировка отставки была ясной и чёткой. «За служебное нерадение при рассмотрении дела террористки Засулич».