Юлия Гордон-Off - Карелия [СИ]

— Не лейтенанту, а капитану…

— Значит, против "ТВОЕГО" ты уже не возражаешь?

— Да ну тебя!

— Я просто говорю про гостью, помня тот наш разговор, когда ты взъерошилась, как кот на лужу…

— А с чего ты вообще взял, что она не женщина?

— Ты сейчас, как твой Валерка слова выворачиваешь, я не говорил, что она не женщина, я сказал, что она внутри мыслит по-мужски. И что при этом осталась женщиной и матерью. Посмотри, понаблюдай за ней. Тебе это нужно и важно, ведь если ты хочешь летать, то ты должна будешь стать как она или вообще омужичиться.

— А иначе никак?

— Солнышко! Самолёт – это техника, техника сложная и требовательная, для управления ею нужна очень твёрдая и решительная рука, фактически, говорю, мужская рука, или как минимум управляемая мужскими мозгами. Вот если бы ты решила летать радистом или штурманом, то ещё были бы лазейки, но лётчиком, это приговор.

— Хорошо, я поняла и посмотрю…

Софья Феофановна несмотря на такой подвод со стороны Соседа, мне очень понравилась. И может Сосед и прав, что у меня внутри больше мужского, чем женского, но мы кажется с ней сразу нашли общий язык. А ещё общению помогало то, что я её о многих вещах с интересом расспрашивала и с подачи Соседа задавала интересные вопросы. На которые она охотно отвечала. Вообще, сначала разговор зашёл о том, что и как я делала с лейтенантом. Я выложила уже не раз озвученную версию, как я додумалась до дренажа, она уточняла подробности и явно пребывала в ступоре от неверия пополам с восхищением. Я рассказывала, как быстро заткнув рану прямо в одежде и понимая, что времени у меня секунды, раскурочила провода ведущие к телеграфному ключу и продетые через кембрик. Что ужасно повезло, что у старшины был тот медицинский флакон с пробкой, благодаря чему удалось сделать водный замок, что мне очень не хватало любого медицинского зажима… Как отсасывала воздух после наложения повязки и молилась, чтобы повязка оказалась герметичной. Как потом всю ночь слушала, дышит или не дышит… Как потом использовала мох-сфагнум… Как нашла исландский мох и вспомнила, что говорили, что он очень хорошо при заболеваниях лёгких и заваривала его и поила бессознательного пациента изо рта в рот. Как разжёвывала упругие словно желатиновые листочки, и проталкивал сквозь губы и потом заливала водой, но потом чистой тряпочкой вычищала всё изо рта, что он не проглотил, чтобы не попало в дыхательное горло… Как тащила на волокуше к дороге… Как повезло с Архипом, но уже была готова в любую секунду взорвать себя и лейтенанта вместе с секретным пакетом… Было ли страшно?… Конечно было, но выхода другого не было… Как делала нам ковчег, как потом гребла разбитыми в дребезги руками… Как удачно попался стог на берегу, из которого, до сих пор стыдно, украла нам сена… Как мимо проходил патрульный финский баркас два раза, второй раз я даже каждую пуговицу на их одежде видела… Как опять повезло, проскочить мимо Видлицы, где несколько десятков километров оживлённая дорога идёт практически по берегу, а берег – сплошной пляж и спрятаться совершенно негде… Поэтому и пришлось грести только в сумерках и ночью… Как влетела на камни у мыса на пути к Видлице… Как едва проскочили этот сложный участок, разыгрался шторм и пришлось прятаться в устье Тулоксы, пока шторм не закончился… Хорошо, что было уже время предзимья и люди по домам сидят, а то в нескольких сотнях метров от деревни нас бы точно обнаружили… Но ещё и в такую погоду никто не появился… А потом гребла дальше, едва стих шторм. У острова Сало сил уже почти не осталось и было уже на всё плевать, да и финских патрулей здесь уже быть было не должно, и я стала грести прямо днём… Когда мимо проходил наш корабль, я гребла изо всех сил, но не успела и он почти прошёл, и не видел, как я махала надетой на весло нижней юбкой, я пыталась стрелять, но расстояние достаточно большое, меня не слышали и проходили мимо, я уже решила, что не повезло, как корабль повернул и подошёл к нам. А дальше вы наверно и так знаете. Мне сказали, что командира сразу повезли на самолёт и отправили в Москву, а я лечилась в лазарете стрелковой дивизии неподалёку. Вот и всё…

Софья Феофановна молча присела передо мной на колени и стала целовать мне руки. И не было в этом пафоса или картинности, мать благодарила за сына, но я ужасно испугалась, чтобы она не сказала чего-нибудь, что будет не исправить, выхватила у неё свои руки:

— Вы лучше расскажите, как вам удалось его выходить. Я если честно, последние пару дней к нему даже не заглядывала, очень боялась увидеть, что он умер…

— К нам его на носилках привезли, голого, в одеяло завёрнутого, хорошо, что морозов сильных ещё не было…

— Это я понимаю, меня в лазарет тоже после помывки не одевали и тоже на носилках только в одеяле одном отвезли…

— Ну вот, воняло от него, несмотря на мытьё… Вообще, шансов у него не было, если бы не лекарство профессора Ермольевой. Молодая совсем, но какая умница! У нас в госпитале пенициллин появился буквально за три недели до этого, мы только первые результаты успели осознать, а тут и не думали даже, абсолютные показания. Сразу взяли на стол, сделали ревизию грудной клетки, ушили рану и плевру, пришлось удалить почти всю нижнюю долю левого лёгкого, убрали отломки рёбер, и пулю немецкую винтовочную. А первый укол ещё до операции сделали. Вот он и пошёл на поправку, буквально на глазах. Если бы не очень сильное истощение, может и за неделю бы выправился, а так все процессы замедлились, но встал на ноги, ты же его на Новый год видела. А когда он рассказывать начал, каким чудом ему выжить удалось, если бы сама на операции не видела, не поверила бы. Вот твоим чудным счастливым ручкам благодаря, живёт мой сын!

— А что за лекарство, вы так сказали…

— Да! Лекарство удивительное, почти панацея… У нас сейчас такие дебаты идут, копья ломают. Чубы трещат, как говорится. Дело в том, что микробиологи, которые его создали выставили жёсткое требование, а наркомздрав его безоговорочно поддержал и запретил нарушать, чтобы в каждом случае каждому больному колоть полный курс, и запретить в течение курса снижать дозы, только повышать, если требуется. А ещё вводить лекарство строго по часам, каждые четыре часа. Пара сестёр проспавших уколы уже под суд загремели, говорят…

— Ну, если так требуется, и наркомат подписал, так чего обсуждать?

— Милая девочка! Если бы всё было просто! Ведь на стороне тех, кто выступает против тоже резон есть, у нас от одного укола крупозная пневмония прекращалась, а на нашем отделении после двух уколов больной с сепсисом и тяжелейшим разлитым перитонитом в себя пришёл и есть попросил. А тут на каждого больного уходит минимум сорок две дозы, а эти сорок доз могли бы спасти сорок, а может восемьдесят раненых! А развернуть большой объём промышленного производства пока не удаётся, всё, что есть, это только полученное фактически в лаборатории, каждая доза на вес золота! Представляешь, какие страсти кипят! А ещё микробиологи дрова в топку подкидывают, что у них на подходе лекарство от туберкулёза, причём любого. А это столько больных и таких тяжёлых, что уму не постижимо… У нас под Москвой ещё с царских времён есть санаторий, где больные с костным туберкулёзом доживают, я бы сказала догнивают, а там ведь почти все молодые. А сколько ещё таких санаториев и больных по всей стране и по всему миру!.. Уже два письма, подписанные всеми светилами медицины, товарищу Сталину направили. Вот после второго письма он авторов собрал и все, кто тогда на приёме побывали, теперь молчат и свою точку зрения больше не отстаивают, хотя ещё много шума осталось… Ты конечно, ловко разговор увела, но и я не вчера родилась. Я знаю, что маму я вам заменить не смогу никогда, но знайте, что вы обе мне как дочки, которых у меня никогда не было, но я очень бы хотела! И не отвергайте мою просьбу! Вы когда сами детей вырастите и поймёте, что такое долг материнской благодарности за спасение ребёнка, вот тогда сможете что-нибудь сказать. И я попросить хочу… Мне Саша говорил, что там у вас с Сергеем видимо что-то произошло, но вы оба не говорите, а ты простить его не можешь, я и не прошу его прощать, значит, заслужил, ты не капризная профурсетка и так вижу. Просто не отталкивай его резко. Он и за группу погибших ребят своих себя винит, и что как командир ошибок наделал, а ещё ты там предложила всех гидросамолетом эвакуировать, а он считает, что это его как командира недоработка, что не подумали вовремя. После нового года пришёл, когда с тобой хотел поговорить, чёрный весь и молчит все дни. Тоже ведь характер, есть в кого… Ты ничего мне не обещай, просто подумай после…