Юлия Гордон-Off - Два письма [СИ]

Тем временем патруль потоптался и пошёл из двора. А мне ещё нужно сходить за фотографиями, что я решила сделать в обычном платье. Ещё посидела, попила чаю, посмотрела вокруг, во всей нашей большой квартире на пять семей никого, так гулко и пусто… Посмотрела на часы и поняла, что стоит поторопиться. Взяла сумочку и пошла за фотографиями…

А вот по возвращении меня ждал сюрприз и не скажу, что приятный. Неладное я почувствовала ещё только войдя во двор, а потом мне навстречу по лестнице скатилась и с визгом повисла на мне Верочка. Дома были все, оказывается мама дала телеграмму, и папа их встречать после работы ездил, и они только приехали.

И когда я чуть ли не первым делом спросила, почему они приехали, и чем мама думала, она даже обиделась, что сразу пришлось извиняться. Действительно грубовато вышло. Не могу понять, но мама с бабушкой узнав про начало войны подумали и решили, что мама, как хорошая жена в такое трудное время должна быть рядом с мужем, вот и весь сказ. Так что при такой установке шансов отправить их обратно нет в принципе. А самое главное, папа искренне рад их приезду, ведь никому из них в голову не может прийти, что немцы могут дойти до нашего Ленинграда. В понимании всех ленинградцев, наш город самое безопасное и стабильное место. Ну кому придёт в голову, что Ленинград могут обстреливать артиллерией прямой наводкой? Чуть не расплакалась от бессилья. Так радовалась, что уговорила их уехать, и вот вам сюрприз! Знала бы, уже во время экзаменов продукты бы домой таскала и запасы делала. И фиг с ним, что это не по-комсомольски, а сейчас уже только капелюшку можно успеть, я же видела сегодня в булочной сама, почти пустые полки, народ на всякий случай уже всё смёл от банальных соли и спичек, до всего остального…

В результате, пришлось рассказывать о себе, что сегодня приняла присягу, а завтра убываю к новому месту службы и где оно не могу знать. Что всё хорошо и прекрасно, ни о чём не жалею и они все дружно могут своей дочерью и сестрой гордиться и я их не подведу и чести Луговых не посрамлю. Мама пустила слезу над полученными фотографиями, они же меня в форме не видели, и сегодня я пришла в платье, а форма на кровати раскидана и в мешках и свёртках.

Выбрала момент и вытащила папу на улицу посидеть поговорить:

— Папа! Ты понимаешь, что война будет страшная и не на один месяц?

— Мета! Ты чего такое говоришь?

— Я говорю правду! Папа! Немцы уже Минск штурмуют! А наши по всему фронту отступают…

— Ну, это временно…

— Даже если временно, на город финны уже пошли и бои на Карельском перешейке и как-то не похоже, что простые и лёгкие…

— Это ты к чему ведёшь?

— Папа! Если ты нас любишь, надо немедленно отправлять маму и малых к бабушке! Там деревня, как ни крути, лес прокормит. А тут большой город. Налёты уже начались, пока мало и больше на Кронштадт, но и на город уже бомбы падают. Ты на заводе, это понятно, а маме с мелкими, что здесь делать? Зачем они нужны, рисковать под бомбами? А если финны на старую границу выйдут, то город можно из дальнобойной артиллерии обстреливать. Ты можешь дать гарантию, что такого никогда не случиться? Я не могу! И поэтому рисковать жизнью и здоровьем самых дорогих мне людей не хочу! И всё в твоих руках! Меня мама не послушает, а тебя обязательно!

— Нет! Я коммунист и не могу поддаваться панике!

— Какая паника? Папа! Я что предложила немцам сдаться? Я, если ты заметил, наоборот, на службу пошла. Я говорю, что в такое трудное время маме с детьми лучше быть у бабушки в деревне. Если бы мама работала на каком-нибудь оборонном заводе и делала снаряды или танки, я бы слова не сказала. Но у неё сейчас дело Ваську с Верочкой растить, на природе это наверно лучше, чем в городе, там витаминов полный огород и полный лес ягод, а скоро и грибы пойдут. Где здесь нарушение твоего долга коммуниста?

— Ты наверно в чём-то права, но…

— Папа! — Сосед перебил и не дал договорить. — Не говори сейчас ничего, а просто пообещай мне мои слова хорошенько обдумать и взвесить, и только после этого принимать решение. А ещё ответить себе, о чём ты будешь думать, когда услышишь, что где-то на город упала бомба, о том, что и как хорошо ты делаешь или о том, что с твоей семьёй?…

"Извини, знаю, что это удар ниже пояса, но его как-то нужно переубеждать…" — проговорил Сосед уже мне, и я ушла домой оставив папу курить на лавочке. Про себя же молилась, чтобы папе удалось наших отправить обратно! Ну вот какого лешего они приехали?! Бред какой-то… Они не понимают, что это не финская кампания или Халхин-Гол, это слишком серьёзно и глобально, только им это не доказать и не убедить. Если даже моя такая рассудительная бабушка дочку с внуками отпустила…

Утром встала даже раньше папы и мамы, да, по сути, не спала почти, сначала сидели о том и о сём разговаривали, потом Верочка ко мне в кровать залезла и давай вертеться, потом она заснула и уже я никак не могла заснуть. И едва придремала и пора вставать, ведь с вечера не собралась. Тихо, чтобы не разбудить, стала выносить вещи на свет в коридор. Одеться решила в куртку от робы, лёгкую юбку и более тяжёлые новые сапоги. А вот, что именно брать с собой решить было очень сложно. Сейчас мне ничего из тёплых вещей точно не нужно, но когда я ещё сумею побывать дома? Свои любимые красивые сапожки решила не брать, как и шинель. Даже с учётом того, что на море или просто рядом с водой всегда прохладнее, а при ветре просто холодно, но шинель мне сшили явно не повседневную, а нарядную и при просто таскании её в качестве обычной солдатской одёжки и постели, она превратиться в тряпку за неделю. Подумав, отказалась и от белой форменки вместе с красивой тёплой юбкой. Тёплую фланельку решила всё-таки взять, и к ней для тепла тельняшки и тёплый бабушкой связанный свитер под горло. Сложила свои личные вещички, бельё, портянки все и даже тёплых пару, в результате получилось уложиться в вещмешок, очень я боялась, что получится тащить всё, как накануне. Пусть набитый, как пузырь, но один, даже настроение поднялось. Оделась сама, глянула на часы, время ещё есть, но завтракать не хочется. Заставила себя и кусок хлеба с холодным чаем зажевала. Посидела, решила перезаплести косу, как-то спросонья она кривенькой вышла, время ещё есть, но лучше выйти заранее. Тихонько прошла, поцеловала братика с сестричкой, прошла за шкаф к родителям. Мама проснулась, словно и не спала, и на меня глянули её распахнутые синющие глазищи:

— Уходишь?…

— Да! Мне пора, да и вам наверно, папке уже скоро на смену…

— У него сегодня отгул, пусть спит, я сейчас…

— Мама! Не надо! Спите…

— Не спорь!..

Она выскользнула из кровати, а я поцеловала колючую щёку папки, что-то пробормотавшего спросонья. Мама уже чем-то зашебуршала на кухне, я подхватила мешок и пошла тихо ступая, чтоб не грюкать сапогами. Уже во дворе за мной в накинутой на плечи шали выскочила растрёпанная со сна мамочка, подскочила, обняла, долго поцеловала в губы, расцеловала щёки, мазнула по лицу мокрым, обняла, прижалась всем тёплым ещё сонным телом под тонкой сорочкой, сунула мне в руку сверток и толкнула отворачивая меня и сама опустила повёрнутое лицо. Уже выходя из двора, оглянулась, мама стояла в дверях нашей парадной, беззвучной шевеля губами и мелко крестя меня вслед, над мокрыми щеками сияли драгоценными сапфирами её удивительные глаза…