Юлия Гордон-Off - Два письма [СИ]

А если ещё и флот, где радостный трепет у любого возникает только при виде как можно бóльшей железной плавучей хреновины шаровой краской вымазанной и с медяшкой надраенной. Какое на таком фоне развитие связи? Не смешите мои тапочки! И кому, какое дело, что флотские командиры будут потом рвать последние седеющие на глазах волосы со своих плешек, оказавшись без связи и возможности хоть как-то повлиять на развитие ситуации в критический момент? Тогда они на долю секунды осознают, что связь нужна ДЛЯ УПРАВЛЕНИЯ, а не для показательных плясок вокруг неизвестно чего. Но этот порыв они забудут и задушат, едва оклемаются и телега будет скрипеть дальше по давно накатанной колее. Я совсем не хочу всех убедить, что склад с валенками и бушлатами важнее всех крейсеров. Речь только о том, что нельзя ничего выпячивать и в любом организме, в том числе и флотском, нужны и важны все его части без изъятия. Мне как-то не встречалось толпы желающих попасть к хирургу с целью отрезать себе ненужные мизинцы на руках, даже на фоне множества весьма странных людей. И может шутка: "Вы не смотрите, что я лежу и ничего не делаю! Знали бы вы, как я сейчас занят на клеточном уровне!" На самом деле не совсем шутка…

Да! А ещё не забывайте, про вколоченную во всех и всюду шпиономанию. А ведь при выходе в эфир радист передаёт не прицельно своему адресату, а любому, кто сможет поймать его сигнал. И надпись "Внимание! Противник подслушивает!" как любой военной аппаратуре связи – это самая лапидарная правда. И этот факт не внушает доверия и любви к радистам. Как там: "…ложечки нашлись, а вот осадочек остался!"…

Вот в такую реальность и направляется сейчас моя героиня и не в любимую и обласканную всеми СНиС, где все места уже давно заняты и поделены. Да и нечего там радисту-дальнику делать…

С катера отшвартованного в Купеческой гавани наше отделение в сопровождении пожилого мичмана с четырьмя "галками" выслуги на рукаве мы не очень ровной колонной потопали куда-то по улочкам старинного Кронштадта. Не очень ровно мы топали потому что двое умудрились за время дороги укачаться, хотя на мелкой волне катер почти не качало. Я этот бравый строй, как самая "рослая" замыкала и вдали от сурового глаза начальника могла в своё удовольствие крутить головой по сторонам. Ну а чего, вы хотели, я же впервые на острове Котлин в овеянной историей морской крепости Петром заложенной. Впрочем, как раз крепости, вернее крепостных стен, я пока нигде не видела. Пару раз мелькнул на фоне неба круглый купол большого собора, а в остальном мне понравилось, как-то очень тихо и камерно, но при этом без глухой заброшенности далёкой провинции. Несколько раз навстречу попались моряки и даже гражданские…

У штаба, наверно это мой личный рок такой, всех куда-то увели по одному, по двое, а я осталась сидеть на лавке. Сначала вскакивала на каждого проходящего, потом включила мозг и перебралась на дальнюю лавочку, где могла расслабиться и не изображать строевую стойку перед каждым проходящим проходимцем с кокардой на лбу. Вообще, если следовать уставу, то я как имеющая самое маленькое звание обязана со всем жаром и пылом приветствовать фактически любого в военной форме… Так что надо быстренько в адмиралы податься и никого не приветствовать, кроме Верховного…

Очень злой и нервный старшина с повязкой на руке прибежал искать меня часа через два. Вообще, смешно вышло, он прибежал, сделал пару кругов, подбежал к одному стоящему в стороне матросу, спросил чего-то, раза три пробегая мимо, смотрел и на меня и умчался. Появился он минут через двадцать с капитаном третьего ранга, а может майором, фиг его знает, если он связист, оба встали напротив лавок обозревая всех четверых находящихся в их поле зрения:

— Вот видите! Товарищ майор! Нет тут вашего Луговых! — я встрепенулась, но меня ведь не звали, просто услышала свою фамилию…

— А вот я в этом не уверен, товарищ старшина первой статьи… Краснофлотец Луговых! Подойдите к нам! — чётко скомандовал майор, поймав мой взгляд. Вы бы видели лицо бедного старшины. Я подошла, откозыряла и меня повели в другой штаб, а потом на узел связи. Свой мешок я нигде оставить не могла вот и ходила везде с ним, что к концу уже хотелось просто кого-нибудь пнуть посильнее. Меня записали в десяток книг, списков и ведомостей, поставили на комсомольский учет, успев попенять, что за июль я не уплатила комсомольские взносы и не проявляю активности в политико-воспитательной работе подразделения. Я было хотела ответить, но увидела пустые глаза говорившего политрука, поняла, что он сейчас не задумывается и не понимает, что и кому говорит, робот такой говорящий…

В маленьком кабинете, где я оказалась, сидел какой-то политрук, как мне показалось, он предложил мне расписаться. Я как учил папа, сначала стала читать подписку по допуску к секретным сведениям, что никому и никогда ничего не расскажу, иначе меня ой как накажут. Сосед влез:

— Мета! Это особист, дай лучше я с ним буду говорить…

Он пару раз перечитал все мои невеликие документы, мы с Соседом заполнили анкету, которую особист разве что на зуб не попробовал. Потом насупился, наверно это означало грозную суровость, которую с его пухлой мордашкой изобразить было трудно:

— Вы всё поняли? Краснофлотец Луговых!

— Всё поняла!

— И знаете, как работать с секретными документами?

— Конечно!

— И как?… — Сосед хихикнул, набрал грудь воздуха и выпалил на одном дыхании:

— При получении секретного документа, я обязана его перед прочтением съесть, пепел проглотить, потом убиться лбом об стол, дважды застрелиться и самозакопаться! Всё правильно? Товарищ командир…

— Чего… Чего, чего?

— Ну главное, ведь, чтобы враги ничего не узнали! А так точно не узнают… — сделав паузу, словно думаю, подняв глаза к потолку. — Нет! Так точно не узнают! А ещё бы хорошо это в присутствии командира, комиссара и начальника особого отдела, чтобы могли оценить мою бдительность…

Я подумала, что Сосед явно перегнул, потому что особист стал краснеть, пучить глаза, щёки как-то подозрительно стали подрагивать. И когда кабинет внезапно сотряс громовой гогот, я чуть со стула от неожиданности не упала. Особист трясся от смеха, едва не падая со стула и вытирая со щёк слёзы. Когда, наконец, он смог говорить, я постаралась сделать самое глупое и невинное лицо, сама успела подумать, что если бы я предполагала, что именно хочет выдать Сосед, то не вышло бы такого наивного лица диссонирующего со словами.

— И кто ж тебя такому научил?

— Лётчик один, он ещё добавлял, что можно убиться и веником, но это недостойно красного командира…