Алексей Переяславцев - Зимний гастрольный тур

Последнее названное лицо было фельдшером, приписанным к вертолетчицам. Она была настолько старше всех летчиц и штурманов, что звали ее исключительно по имени-отчеству, начисто игнорируя воинское звание.

Пожилая (ей было целых сорок три года!) старший военфельдшер Раиса Антоновна Колымага собралась и прибыла с "докторским" чемоданчиком к готовящемуся транспортнику прямо с космической скоростью. Именно так выразилась бы любая из присутствующих — имей хоть одна из них понятие о космических полетах.

— Я с вами!

На этот раз был черед Полины Осипенко широко распахнуть глаза. Выкрик был сделан незнакомцем в форме батальонного комиссара. И к лыжному батальону он не имел никакого отношения, уж тут майор могла бы дать честное слово коммуниста.

— Вот мои документы, — продолжала настырная личность. — Я корреспондент "Известий" и "Красной звезды".

Осипенко бросила на бумаги беглый взгляд, но и того хватило. Документы были сильнодействующими.

— Еще вам письменный приказ от комбрига, — добивал газетчик.

Эта бумага была прочтена со всем вниманием. В ней Рычагов доводил до сведения, что противодействовать предъявителю сего чрезвычайно трудно, очень уж мощная у того поддержка, в том числе два телефонных звонка с больших верхов. Заканчивался же приказ словами: "Приказываю принять меры по безопасности. И пусть этот корреспондент летит куда угодно, но только с транспортником".

Тем не менее командир штурмовиков решила побороться:

— Я приказом отвечаю за вашу безопасность и потому не могу допустить… — начала она и была невежливо прервана:

— Я был на Халхин-Голе. Доводилось стрелять. И в меня стреляли.

Сказано было настолько твердо, что майор мысленно махнула рукой:

— В транспортный вертолет! Во время полета слушаться членов экипажа беспрекословно! Руками ничего не трогать! Вопросов не задавать!

Черные глаза симпатичного корреспондента изобразили улыбку. В следующую секунду тот исчез внутри громадного фюзеляжа винтокрылой машины. А Осипенко продолжала командовать:

— "Рысь-шесть" и "рысь семь" — на вылет по команде. Быть в готовности прикрыть наших. Им придется продержаться три часа…

Полина Денисовна не упомянула, что этот срок назвал сам Черняховский, но сама она посчитала эту величину минимальной задержкой. Будучи опытным командиром, она прекрасно знала, насколько может опоздать подкрепление.

— Товарищ майор, разрешите эвакуировать самых тяжелых на "крокодилах"?

— Отставить эту затею! — рявкнула Осипенко, и, подумав, что чуть перегнула палку в суровости, продолжила уже тоном ниже: — Носилки не войдут, как ни старайся, а еще туда ж Раиса Антоновна как сопровождающая. Никак нельзя.

— НАСТОЛЬКО все плохо? — тишайшим шепотом спросила командир "рыси-шесть".

— Не знаю, — последовал честный ответ. — Но рассчитывать надо на худшее.

Через пять минут поднятый по тревоге резервный полувзвод десантников в полной выкладке подбегал к одному из двух транспортных вертолетов, стоявших на особицу.

— Грузись! Быстро!! Шевели пятками…вашу втроем!!!

Майор Осипенко решила рискнуть и поднять в воздух подмогу еще до получения точных координат посадки. Разумеется, командиры всех машин получили строгий приказ держать связь с подбитой "рысью-три" и действовать по обстановке.

Через пятнадцать минут четыре вертолета начали раскручивать винты. Разумеется, все нормы по срокам вылета по тревоге были вчистую провалены.

— Наши летят. Штурмовики, по звуку точно, — с полной уверенностью объявил пулеметчик, занимавший самую северную позицию. — Проутюжили, надо быть, теперь возвращаются.

Хотя высказывание слышала, разумеется, далеко не вся рота, но подтекст этого заявления был бы очевиден всему личному составу. Десантники очень надеялись, что огневая мощь ударных винтокрылов сильно облегчила им задачу, а то и вовсе свела ее к нулю. Но очень скоро безудержный оптимизм сменился своей противоположностью.

— Подбили!

— Горит!

Последний выкрик был сильным преувеличением. За одной машиной тянулся легкий дымок, а пламени видно не было. Однако зорчайшие наблюдатели, которые увидели пару штурмовиков на расстоянии не меньше пяти километров, решили, что "дыму без огня не бывает".

— Где???

— А вон там. Сейчас покажутся между двойкой вершин, которые лысые… вот!

— Один вроде как цел.

— Тяните, девоньки, тяните, милые, уж мы прикроем…

— Щукин, доложить ротному!

Видимо, среди десантников не оказалось близоруких, поскольку старший лейтенант Борисов в ответ на попытку доклада сухо прервал:

— Уже получил сообщение и сам вижу. Санинструктору и санитару полная готовность. Доклад комбату каждые пять минут.

Подбитая машина чуть тяжеловато опустилась на землю, качнувшись на шасси. Винт еще крутился, а дверца распахнулась, и молоденькая летчица в непривычном скафандре со шлемом выкрикнула:

— Санитара! Штурман ранена! — и мгновенно исчезла внутри машины. Очень скоро и дымок перестал виться.

Девчонка опоздала с приказом: к вертолету уже бежали санинструктор и четверо бойцов с импровизированными носилками (фабричных у роты не было). Кравченко вынесли из штурмовика на руках, хотя она и пыталась протестовать. Санинструктор на ходу пытался определить характер ранения. Штурмана тут же доставили на ротный НП. Там в полубессознательном состоянии уже лежал лейтенант Перцовский, которого санинструктор накачал спиртом в качестве противошокового.

В отличие от командира звена Серафима Амосова выбирала площадку весьма тщательно. Она вылезла из машины, чуть не строевым шагом подошла к ротному и доложилась по форме.

Штурману Бершанской было приказано оставаться в вертолете и держать связь.

Финскому командованию доложили об достижениях зенитной засады. Радость от успеха была омрачена гибелью одного расчета, доказавшего делом, что их "Бойс", вероятно, оказался не в состоянии что-либо сделать против бронированных автожиров. Зато отличился расчет другого противотанкового ружья. Один за другим посыпались доклады о явно поврежденной винтокрылой машине. Разумно было предположить, что экипаж постарается приземлиться на первой удобной и безопасной площадке. Ближайшей из таковых сочли плацдарм русских у железнодорожного моста. Тут же организовали наблюдение. Подтвердилось: два автожира сели в расположении русской роты. Один при посадке все еще дымился. Это заставило изменить планы относительно отражения угрозы окружения. Возможность захвата летчиков и (при удаче) русской "чертовой мельницы" представилась очень уж соблазнительной. Танковая рота и батальон пехоты с минометной батареей получили приказ атаковать русских и захватить поврежденные летательные аппараты, при невозможности этого — уничтожить таковые. Летный состав предписывалось брать живыми.