Олег Белоус - В преддверии Нулевой Мировой войны [СИ]

Все это время послы не виделись с царем Петром. Только по вечерам получалось позвонить, поинтересоваться, как царь осваивает технику двадцать первого века. Проброшенный до Кремля кабель соединил подаренный Петру ноутбук и локальную сеть посольства, и позволил установить в личных покоях молодого царя телефон. Пришлось позвонить и пообещать Петру поддержку в борьбе с Оттоманской Портой. Впрочем, это заранее предусматривалась посольскими инструкциями.

Медленно, по миллиметру, позиции переговорщиков начали сближаться. Наконец, стороны пришли к взаимоприемлемому компромиссу. Город получал север Челябинской области почти по границы двадцать первого века, по факту юг и так был за ним. За это Мастерград обязался безвозмездно поставить России пять тысяч комплектов пехотных лат, десять тысяч фузей и пятьдесят стальных орудий. Город получал право сам и совместно с жителями России создавать на территории царства мануфактуры и рудники. Получал право на беспошлинную торговлю, покупать и строить дворы в городах русского царства, наконец, право самоуправления в них и суд над мастерградцами по законам города пришельцев.

Петр лишь недавно получил реальную власть и на престоле держался непрочно. Боязно было взваливать на одного себя важное решение о договоре с Мастерградом: неопытен и с детства пуган. Царь повелел собрать Боярскую Думу.

Смутные тени гуляли по палате, где собралась Боярская Дума. К печам не притронешься, так натоплено, душно. За окном стремительно темнело, свет от лампад в углу и колеблющееся пламя свечей в подсвечниках литого серебра с трудом освещали суровые лица думских чинов. Вдоль стен, искусно разукрашенных картинами с давними деяниями святых и московских царей каменными идолами, сидели думские. Дворяне, дьяки, окольничьи. Бояре важные, в горлатных шапках о сорока соболей, бороды холеные, на пальцах пронзительно сверкают самоцветами перстни. Потеют в дорогих выходных шубах. Сослужили многие службы русскому царству, славны деяниями собственными на государевой службе и предков. Думный дьяк Виниус с двумя подьячими расположился отдельно, записывает речи. Бояре украдкой косятся на сумрачного царя, пытаются угадать его волю. По очереди неторопливо поднимаются. Как один плачутся о святой русской земле, которую хотят забрать непонятные, то ли православные то ли нет, пришельцы. Петр, облаченный в царских ризы и бармы, нахохлившись, молча сидит на троне, от досады грызет ногти. Третий час переливают из пустого в порожнее. Крепится, выжидает, что скажет Дума. Слишком еще непрочна власть Петра, отчаянно нуждается он в поддержке…

Наконец, поднялся князь Борис Алексеевич Голицын. После отстранения от власти царевны Софьи, царев воспитатель набрал большую силу. Огладив пышные усы, скользнул небрежным взглядом по притихшим думским боярам, окольничьим, дьякам и дворянам. Неделю тому назад на общем собрании родственников мужского пола Голицыны решили, что никаких отношений с городом попаданцев не будет. Живут без лучших людей, этим подают плохой пример русским мужикам. Давно ли царство до основания потряс бунт вора Стеньки Разина? Даже мысль о восстании пресекать надобно! А еще людишек к себе сманивают. Долог, труден и страшен путь на южные уральские окраины, через дикие леса, мимо немирных кочевников, но бегут и мужички, и староверы… Дескать, там истинное Беловодье. Ни бояр, ни дворян, ни барщины, батогами не бьют, без вины не казнят, и всегда есть добрая работа, за которую щедро платят. В том большой убыток может статься лучшим родам! Была еще одна причина такого решения. Незаслуженная обида жгла Голицыных. За что сослал Василия Васильевича с семьей и лишил боярства? Тем унизил весь род! А на царство звать назад добрую царевну Софью. За такую услугу она ужо пожалует верных слуг. А Петр, а что Петр? Мало ли государей московских умирало по неведомым причинам?

Князь гулко заговорил, прямо и по делу:

— Ружья и пушки добрые обещают поставить, помочь в войне с турками, это все хорошо. Но какой сей град дает пример народу русскому богобоязненному?

Князь повернулся, размашисто перекрестился на потемневшие лики на иконах, глянул из-под насупленных бровей на примолкших бояр, с открытыми ртами слушавших Голицына:

— Царя у них нет, лучших родов нет. Всех извели! Да еще бают в 1918 году от рождества Христова расстреляли помазанника божия! С этакими татями и потомками воров мир вечный подписывать? Да ни за что! Послать войско доброе, привести бунтовщиков к покорности православному царю! Тогда и ружья с пушками поставят, и отряд добрый на войну выставят по повелению государеву!

Петр слушал, грыз ноготь. Слишком многое ему показали послы, не верил он, что возможно так просто покорить Мастерград. На болото Боярской Думы речь князя произвела впечатление, сходное с дрожжами, попавшими в тесто. Забурлили, пошли пахучие пузыри.

— Правильно! Ужо покажем ворам! — галками загудели иные бояре. Легко им стало. Решили дело по старине. Многих думских волновали мысли, схожие с голицынскими. Только видимое благоволение Петра мастерградцам, и боязнь крутого нрава молодого царя, до поры сдерживала их. Иные сомневались. Великие выгоды предлагали послы города мастеров, но боязно, очень боязно решиться на новое.

Поднялся думный дворянин Обельский, в венгерском кафтане, без бороды. Известен он был латинскими порядками, кои завел в собственном доме да торговлей с иноземными гостями. Поклонился царю, произнес голосом, в котором читалось сожаление:

— И какое войско мы сможем послать на окраины уральские? Путь туда долог, идет по диким местам, где ни городов, ни припасов. Ну полтысячи, ну тысячу воинских людей. Побьют их мастерградцы, а на нас осерчают!

Он оглядел печальным взором притихших думских. Устало махнув рукой, продолжил:

— Не одиножды говорил я вам. Немцы, голландцы, шведы, все страны заводят у себя мануфактуры: железные, полотняные, кожевенные, стекольные, по рекам ставят лесопилки, добрые, как на Кукуе. Одни мы сидим сиднем. А почему? Мастеров своих нет, а иноземцы ехать к нам не хотят… А без них не обойтись. В кои поры появились мастерградцы, согласны помочь, а мы кочевряжимся! А ну вас, приговаривайте, что хотите!

Он тяжко вздохнул и уселся назад.

— Гулящие людишки да воровские казаки сказки о городе сем разносят, народ волнуется! — выкрикнул толстый как перина боярин Стрешнев, громко стукнул посохом о пол. Встретился с бешенным взглядом молодого царя и чуть не сомлел от страха. Очнувшийся Петр лягнул левой ногой, зло спросил:

— Кто еще что сказать хочет? — на раззявленные рты думских глядит зло, рот сжался в тонкую линию. Своеволие Боярской Думы пробудило в нем детские воспоминания о стрелецком бунте.