Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Наблюдая за гибелью своей армии, Император французов уже успел убедиться в том, как метко и часто ведут огонь покрашенные в невзрачный желто-зеленый цвет артанские орудия, а также в убийственном могуществе их снарядов. Кроме того, у артанцев еще имелись пушки на механических чудовищах (которые, правда, во время битвы ни в кого не стреляли) и где-то далеко – те артиллерийские орудия, что в начале битвы посылали снаряды из-за горизонта, обстреливая то атакующую французскую кавалерию, то переправы через речку Колочу. Желание осмотреть эти орудия даже превышало у Наполеона досаду от проигранного сражения. Если бы у него была такая мощная и подвижная артиллерия, то он тоже был бы непобедим…

Ох, если бы Бонапарт знал во что превращается обычный осколочно-фугасный гаубичный снаряд после наложения на него печати «хаос-порядок»… К его счастью, французская армия (та еще прожорливая саранча) не вызывает такую ярость, как уничтожающий все на своем пути монгольский тумен, за которым остаются только трупы. Вот белокурые бестии Адика Шилькгрубера – совсем другое дело. Приласкать их чем-то подобным велел сам Небесный отец, ибо татаро-монголы Батыя – это дикие твари, которые не ведают что творят, а «цивилизованные» немцы-европейцы по велению своего фюрера сознательно освободились от таких «ослабляющих» понятий, как честь, совесть и милосердие, заменив их преданностью к своему вождю и ненавистью к «врагам рейха». Впрочем, это уже совсем другая история…

От размышлений Наполеона оторвало появление на Шевардинском холме Артанского князя. Первоначально он представлял его ражим бородатым мужиком, с толстыми как бревна руками, в массивной золотой короне на голове и цепью на шее, который своим громким голосом приводит в трепет окружающих его подданных, а оказалось… оказалось, что эти представления надо скомкать в комок подобно листу вчерашней бульварной газетенки и запустить этим комком в сортир. Князь Великой Артании, вместе со свитой, из ниоткуда ворвавшийся на коне на Шевардинский холм, оказался гладко выбритым, подтянутым и мускулистым военным, в таком же, как и у его подчиненных, невзрачном мундире цвета пожухлой травы. Наполеон сначала даже не понял, кто из двух этих мужчин, выглядящих для него почти на одно лицо, является Артанским князем, а кто его адъютантом. И только аура силы и власти, распространяемая из серых как сталь глаз этого человека, безошибочно указывала на то кто тут главный. На фоне силы и мужества Артанского князя откровенно раздобревший Наполеон, даже несмотря на свой яркий мундир, выглядел несколько блекло. Все-таки оттопыренное пузико – это совсем не та деталь мужского организма, которой стоило бы гордиться.

Упруго спрыгнув с коня, Артанский князь бросил поводья первой попавшейся солдатке, вытянувшейся при этом в струнку, и с решительным видом, пылая гневом, направился к императору французов.

– Наполеоне Буонапарте, – на чеканной латыни ледяным тоном произнес Артанский князь, подойдя почти вплотную, – и за каким же чертом ты, сын собаки, поперся воевать в Россию? Чего тебе не хватало: земель, славы, или острых ощущений? Сколько своих солдат ты схоронил по пути от границы к этому полю? Двести или триста тысяч? Сколько из них погибло от русских пуль и снарядов, а сколько от обыкновенного поноса? Да и на этом поле четверть твоей армии убита, больше половины ранено, и скольким из раненых еще предстоит умереть, а скольким на всю жизнь остаться калеками, ибо твои врачи, дубина корсиканская, не знают других способов лечения, кроме ампутации конечностей. Все эти люди пошли за тобой в поход – кто-то по твоему приказу, кто-то по приказу своих королей. Всем им кружило головы твое громкое имя, хотелось славы и добычи, но вот теперь они в могиле, и им не надо уже ничего. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Бонапарт прекрасно понял эту гневную тираду (ибо от корсиканского языка до литературной латыни расстояние меньше, чем от малороссийского суржика до языка Пушкина и Лермонтова). Но он молчал. Ведь отсюда, с Шевардинского холма, все причины, побудившие его начать войну с Россией, на фоне эпического разгрома казались такими мелкими и неважными… Конечно, русский император Александр, потакая своим жадным боярам, продолжил торговлю с Англией хлебом, пенькой, лесом и льном* и тем самым нарушил главное условие Тильзитского мира; но, тыкая в медведя заостренной палкой, невозможно заставить его плясать кадриль. От такого обращения медведь, скорее всего, бросится на своего мучителя и раздерет его на мелкие части. Ответить было нечего. Уже с самого начала вторжения Наполеон чувствовал, что идет в никуда, но повернуть обратно было равносильно признанию поражения (а потому немыслимо), а русский император, этот коварный византиец, не шел ни на какие переговоры, рассчитывая, видимо, заманить французскую армию вглубь своей страны, подальше от европейских баз, где с ней можно было бы расправиться без особых усилий.

Примечание авторов:* как сейчас Европа в значительной степени зависит от русских газа и нефти, так же в эпоху деревянного парусного судостроения британский королевский флот для своего существования остро нуждался в русской пеньке (канаты), досках (корпуса кораблей) и льне (паруса).

Не дождавшись ответа от Императора, Артанский князь с мрачным видом добавил на той же латыни:

– Молчите, Буонапарте? А ведь я умолчал о русских солдатах и офицерах, которые пали в боях с вашей армией, защищая свою родину (а следовательно, с моей точки зрения, достойны причисления к лику святых). Но об этом я буду разговаривать не с вами. А сейчас пора очистить мизансцену от лишних лиц. Во избежание негативных нюансов при начале разборок с российским командованием вас, Буонапарте, и вашу гвардию требуется убрать отсюда подальше. Сейчас на этом поле откроется нечто вроде ворот, которые будут вести в другое место…

После этих слов Артанского князя с западной стороны Шевардинского холма открылась огромная дыра в пространстве, из которой пахнуло жаром, как из гигантской русской бани или преддверия самого ада.

– Что это, князь? – наконец нарушил молчание Наполеон, глянув на пышущий жаром тропический пейзаж за порталом. – Куда вы нас хотите отправить и что нас там ждет?

– Это, – мрачно ответил Артанский князь, – Проклятый мир Содома. Поход в Египет помните? Так вот, Египет – это ничто по сравнению с тем пеклом, в которое я вас отправляю. Но должен вас успокоить: ничего, кроме некоторого потения, вам там не грозит. Это своего рода только чистилище, предбанник перед самим адом. Итак, Буонапарте, командуйте своей гвардии выступить в поход. Смелее, ведь вы же мужчина…