Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

– А если я откажусь, – гордо вскинул голову Бонапарт, – что вы тогда со мной сделаете?

– Ничего особенного, – равнодушно пожал плечами Артанец, – просто отдам вас вместе с гвардией императору Александру и умою руки. Вот он рад-то будет заполучить вас в свои руки после всего того, что вы здесь устроили! И в самом деле, зачем мне строптивые почетные пленники, которых надо все время уговаривать или принуждать сделать что-то для их же пользы… Так что решайте, каким будет ваш второй, но зато самый верный ответ?

– Я согласен, князь, пусть будет так! – кивнул Наполеон и, обернувшись к своим генералам и маршалам, толпящимся под прицелом карабинов поодаль, скомандовал: – Мортье и Лефевр, командуйте гвардии поход. Батальонными и эскадронными колоннами марш-марш в эту дыру. А вы, Бертье, и прочие – идите за мной, ибо император французов первым пройдет тем путем, по которому он отправил своих солдат…

Четыреста шестьдесят четвертый день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу.

Кавалерист-девица Надежда Дурова.

На этот раз пробуждение мое было гораздо более осознанным. Я чувствовала себя совершенно здоровой. Я ощущала свое тело и то, как двигаются мои руки-ноги; все это происходило свободно, без малейшего напряжения. От скованности не осталось и следа, также и от раны на ноге. Но зато с новой остротой меня начали одолевать мысли о том, что придется вылезать из этого уютного и защищенного резервуара… А ведь это должно произойти уже сегодня. Господи! Ну вот и конец моему секрету. Какой позор…

Могу себе вообразить реакцию своих сослуживцев, когда они узнают, что столь долгое время пребывали в заблуждении в отношении моего пола… «Корнет Александров – женщина?! А ведь мы позволяли себе скабрезные шутки в его… в ее присутствии… и он смеялся вместе с нами и даже поддерживал…» «Господа, да ведь он курил неумеренно! Разве ж женщина может курить столько?! М-да, вот так фортель!» «То-то он… то есть она, никогда перед нами не раздевался… тьфу ты – раздевалась! Вот те ж оказия, поди ж ты…» «А я-то все думал, почему Александров к женщинам равнодушен? А оно вона как…» И будут они чесать свои затылки, при этом покашливая и смущенно переглядываясь…

Все это я представила так красочно, что очень разволновалась. С досадой я стукнула кулаком по воде; сверкающие брызги разлетелись во все стороны. Впрочем, я заставила себя успокоиться и обдумать ситуацию. Собственно, в том, что я женщина, нет ничего позорного. Об этом знает лично Император Александр, об этом знает и генерал Кутузов. И они с уважением относятся ко мне и хранят мою тайну. Но вот простые солдаты… Они будут без устали трепать пикантную новость, добавляя туда все новых домыслов и вымыслов… А потом настанет день, когда уже никто не сумеет отличить то, что было на самом деле, от нагромождений лжи, порожденной чужой фантазией.

Как же несправедливо все устроено! Как было бы замечательно, если бы я могла служить, не скрывая своего пола! Но отношение к женщине, увы, не изменить. В представлении людей женщина всегда остается человеком второго сорта. Подразумевается, что женщина слабее, глупее, малодушнее мужчины, и ее единственное призвание – рожать детей и заниматься домашним хозяйством. Даже если бы я имела возможность быть солдатом, не скрывая своего пола, то никто не воспринимал бы меня всерьез, несмотря ни на какие заслуги и проявленные качества… Кроме того, мне бы изрядно портили жизнь грязные намеки и «ухаживания» сослуживцев. Женщина в полку! Долго находясь среди мужчин, я убедилась, что в них очень сильно то скотское, примитивное, затмевающее разум влечение, делающее их, как они сами говорят, «охочими до баб».

Мерзость! Меня просто передергивает, когда я об этом думаю. Господь устроил мужчин странным образом: благородные и порядочные, блюдущие законы чести среди себе подобных, они могут вмиг превратиться в грязных скотов, когда их охватит похоть. И неважно, как это проявляется – в действиях или только на словах. Я многого наслушалась, когда курила с ними на биваках в тот час, когда все дела уже сделаны, лошади ухожены, оружие начищено, ужин сварен и съеден, а время отбоя еще не пришло. На этих вечерних посиделках мои сослуживцы делились друг с другом довольно интимными подробностями своих любовных похождений, делая это по преимуществу в грубовато-скабрезной манере. Мне пришлось привыкнуть к этому; я даже научилась похабненько гоготать над откровенными анекдотами и вставлять в разговор меткое словцо, что обычно вызывало всеобщий смех. Но всякий раз душа моя наполнялась отвращением – нет, не к своему полу, а к тому положению вещей, когда женщина имеет перед мужчиною заведомо униженное положение…

Как мне хотелось в такие моменты стать такой же, как они! Стать мужчиной – с широкими плечами, могучими мускулами и лихо закрученными усами! Воспринимать жизнь так, как они, наслаждаться грубоватыми подробностями чьей-то личной жизни… Я так этого желала, так старательно перенимала их образ мыслей, что порой мне и вправду начинало казаться, что я мужчина, просто по нелепой ошибке заключенный в женское тело. Увы, мне то и дело приходилось напоминать себе, что я никогда не стану мужчиной. И тяжесть моей тайны давила мне на плечи, и порой я тайком плакала, прося Господа облегчить мой душевный груз.

Собственно, я нутром своим понимала, что манера мужчин общаться между собой призвана скрывать их истинные чувства, чтобы не раскиснуть и не показаться тряпкой. Безусловно, они тоже способны на глубокие переживания, высокую любовь и нежную привязанность. Но сути это не меняло: в их глазах женщина всегда оставалась существом второго порядка, в ней не видели товарища и соратника, равного по разуму, а относились как к существу отчасти декоративному, отчасти утилитарному, имеющему своими призваниями: удовлетворение мужских потребностей в «бабах», продолжение рода и ведение домашнего хозяйства, ибо мужчине вечно недосуг.

Желание стать мужчиной, хоть и жило где-то в глубине моей души, но никогда не обретало ясных очертаний в силу своей заведомой неисполнимости. Было ли оно греховным? Наверное, да. Но греховным был и мой обман… Собственно, я выполнила свое женское предназначение – родила сына. Я знаю, что все осудили меня за то, что я бросила его, но я знала, что о нем есть кому позаботиться. Кроме того, с сыном мы встречались иногда, когда мне давали отпуск… Бывший супруг мой не смел возражать против наших встреч. Не скажу, чтобы сын особо тянулся ко мне, но и не отвергал. Да, я чувствовала свою вину, я привозила подарки, ласкала своего Ваню… Но в то же время я твердо знала, что никакая сила не заставит меня вернуться «в лоно семьи». Ничто не вызывало во мне такой ужас, как мысль о том, чтобы снова стать домашней клушей, прожить без радости и свободы в унылом доме, ложиться в постель с постылым мужем… Нет, уж лучше погибнуть на поле боя, чем окунаться во все это – такое ненавистное моей вольной душе. Несчастные женщины! А ведь они вынуждены так жить, и никого не волнует, чего бы им на самом деле хотелось. Хотя предполагаю, что большинству из них нравится подобное существование… Но ведь есть и другие – такие как я, жаждущие свободы и ненавидящие узду, что накидывает на них общественное мнение… Но и они смиряются, молча страдая от страха оказаться осуждаемой обществом. Лучше всего таким женщинам было бы родиться мужчинами, раз уж общественный уклад не изменить…