Андрей Посняков - Синяя луна

– Здесь, неподалёку, родник. Пойдём, напьёмся.

– Надо бы напоить коней.

– Напоим, – девушка обернулась, протягивая князю руку. – Чуть позже.

Взявшись за руки, словно дети, они пошли – нет, побежали – к ручью, и Баурджин вдруг почувствовал себя таким счастливым, каким давно уже не ощущал. Дул лёгкий, пахнущий травами, ветерок, от неширокого прозрачного ручья, бегущего средь чёрных камней, веяло прохладой, светило яркое солнышко, и небо над головой было таким высоким и чистым, что невольно хотелось думать только о чём-нибудь хорошем, приятном.

– Жарко!

Скинув халат, Баурджин с удовольствием ополоснулся до пояса холодной водицей.

– Ого! – округлив глаза вдруг засмеялась Сиань. – Монгольский князь – и моется!

– Ага, – фыркая, захохотал нойон. – А раньше от меня пахло потом и падалью!

Нагнувшись, он зачерпнул ладонями воду и брызнул на девушку:

– А ну-ка, помойся и ты!

– Ай!

Сиань вскрикнула, захохотала, а князь, схватив её в охапку, привлёк к себе, поцеловал, развязывая на девушке пояс. Обнажил левое плечо, грудь – большую, волнующе трепещущую – поцеловал прямо в сосок…

Оп! Одежда полетела в траву… Рассыпались по плечам пышные волосы Сиань Цо, и обнажённая девушка, опускаясь на распростёртый в траве халат, с силой привлекла к себе князя.

– Я искала тебя для этого, – под влиянием нахлынувших чувств, Сиань Цо отбросила показную вежливость и перешла на «ты».

– Я понял…

В карих глазах девушки играли лукавые золотистые искры. Томно поднималась грудь. И жёлтые большие цветы качались над слившимися в любовной неге телами… А ещё сильно пахло клевером.

– А, так ты больше не носишь на шее тот перстень с «тигриным глазом»! – довольно прошептала Сиань. – Выкинул?

– Нет, не выкинул, – Баурджин не хотел врать, но всё же соврал. – Потерял.

– И не ищи! – негромко промолвила девушка. – Поверь, Турчинай – очень злой человек. Злой, завистливый и нечестный.

– Злой человек не станет кормить даром несчастных бедных детей.

– Если Турчинай так поступает – значит это зачем-то ей нужно. Поверь мне, она ничего не делает зря!

Нойон улыбнулся и мягко погладил Сиань по плечу:

– Давай не будем о ней, а?

– Давай, – улыбнулась та. – Кстати, ты первый про неё и начал!

– Я?! – изумился князь.

– Ты, ты, – девушка засмеялась и, усевшись на Баурджина, словно в седло, принялась вытворять с ним такое, от чего нойон очень скоро почувствовал поистине неземное блаженство. Ну, ещё бы – ведь Сиань Цо ещё совсем недавно была наложницей и знала толк в любви.

Даже небо стало, как будто, выше, и солнце сверкало в глазах, и прохладный, дующий с гор, ветер обдувал распалённые любовным жаром тела.

– Как мне хорошо с тобой, Сиань! – обнимая девушку, неистово шептал князь. – О, милая Сиань, ты поистине – жрица любви!

– Я знаю, милый… Обними меня крепче… Вот так… так… так…

Когда любовники, напоив коней, вернулись в лагерь, уже начинало смеркаться. Остатки солнца отражались в песках, окрашивая тёмно-синее небо золотистым багрянцем, и кривой жёлтый месяц повис над горными кряжами в окружении сверкающих звёзд.

– Ну наконец-то! – поднимаясь от разожжённого костра, посмотрел на князя подрядчик Дань Ли. – А мы уж хотели вас поискать.

– Делал замеры у дальнего кряжа, – присаживаясь к костру, пояснил Баурджин.

– Мы так и подумали. В следующий раз берите с собой людей для охраны. Хотя…

– Что – «хотя»?

– Все говорят, что разбойники никогда не нападают на дорожников.

Князь усмехнулся:

– Ну да – с них ведь нечего взять.

– А самих? – покачал головой Дань Ли. – Потом продать какому-нибудь работорговому каравану. В том же Турфане очень ценят сильных молодых рабов. Нет, я чувствую. Здесь что-то не так… Кстати, господин Бао, вас не так давно спрашивали.

– Спрашивали? Кто?

– Ваш больной товарищ, оставленный на попечении начальника яма. Похоже, он выздоровел, раз примчался сюда.

– Инь Шаньзей! – нойон обрадованно вскочил на ноги. – Так где же он?

– Кажется, у дальних повозок, где слуги.

Поблагодарив собеседника, Баурджин быстро зашагал на окраину лагеря. В наступившей темноте грозно урчали привязанные к повозкам собаки, однако никаких часовых, похоже, не выставлялось, да и вообще, дорожники вели себя довольно беспечно – жгли костры и никаких разбойников не боялись. По крайней мере, именно такое складывалось впечатление.

Иня Шаньзея нойон отыскал у дальней повозки – отойдя чуть в сторону от костра, он о чём-то разговаривал с Жэнем. Говорили тихо, но время от времени младший помощник следователя громко вскрикивал и широко разводил руками, точно рассказывал какую-нибудь байку.

– О! Нашёл себе нового слушателя! – донеслось от костра.

И тут же раздался взрыв смеха.

– Бедный новенький мастер!

– Интересно, о чём это они там говорят? – замедлив шаг, поинтересовался князь.

– А вы пойдите, послушайте, господин. Может, и вам будет интересно.

Баурджин отошёл. И снова послышался смех. Прямо взрыв хохота, видать, собравшиеся у костра дорожники смеялись над незадачливыми жертвами деревенского красноречия Жэня. Что ж, это совсем неплохо.

– Рад видеть вас, Инь, – подойдя ближе, коротко приветствовал князь. – Какие новости?

– Да есть кое-что, – следователь отозвался довольно скромно, но всё же тренированное ухо наместника уловило в его голосе некое торжество, не особенно, впрочем, и скрываемое.

– Ну, ну? – осмотревшись, подзадорил нойон. – Надеюсь, здесь нас никто не подслушает?

– В повозке никого нет, господин, – шёпотом доложил Жэнь. И тут же похвастал: – Пока меня с вами видят – ни один близко не подойдёт, бояться моих историй.

– Да уж, – Баурджин не удержался и рассмеялся. – Похоже, ты тут всех уже достал своими байками. Ну, хоть какая-то от них польза. Отойди-ка к повозке – проследи, чтоб никто не подошёл с той стороны! – князь повернулся к следователю. – Так я слушаю вас, Инь! Смею верить – вы объявились не зря.

– Не зря, не зря, господин Бао.

Хохотнув, Инь Шаньзей быстро поведал князю итоги своего расследования. А доложить было о чём!

Поначалу, сразу после отъезда обоза, дела у следователя складывались ни шатко, ни валко – начальник яма Ань Цулянь поместил «больного» в отдельную комнату и строго-настрого запретил его беспокоить. Немалых трудов стоило его убедить, что предоставленные отвары подействовали на «болезного» настолько чудесно и исцеляюще, что уже можно было бы и пройтись, выйти на двор, подышать воздухом.

Ань Цулянь, внимательно осмотрев постояльца, всё же махнул рукой – похоже, сей господин и в самом деле стал чувствовать себя намного лучше. Пользуясь относительной свободой, Инь Шаньзей в первый же вечер выделил для себя группу возможных подозреваемых, исходя из возможности их более-менее оправданной отлучки. Таких набралось не так уж и много: пастух Чунь, ежедневно гонявший на выпас ямских лошадей, повар Лянь Ваньчжу, иногда выбиравшийся за пределы постоялого двора за всякими пахучими травами, ну сам начальник яма Ань Цулянь – того здесь вообще никто не контролировал. Всех остальных – четверых слуг и десяток воинов – следователь, по здравому размышлению, отмёл сразу: днём они никуда не отлучались – это было бы заметно, ну а ночью – тем более не могли, поскольку ворота постоялого двора закрывались, а в воротной башне выставлялась усиленная стража. Дело облегчалось тем, что ямская станция «Уголцзин-Тологой» была довольно новой, недавно выстроенной, а потому ещё не успела обрасти неким подобием небольшого городка или посёлка, как это сплошь и рядом случалось – близ остановки караванов селились кузнецы, шорники, тележники, лекари, проводники, погонщики и прочий заинтересованный люд – так возникало селение. С течением времени, конечно, подобная участь грозила и «Уголцзин-Тологою», но пока, к тихой радости следователя, ничего подобного не было ещё и в помине.