Алексей Ракитин - Уральский Монстр

О том, как запел на допросе 29 ноября Геннадий Лунёв, мы ещё скажем в своём месте, сейчас же, дабы не нарушать общую хронологию повествования, вернёмся к событиям последних дней октября и начала ноября 1939 г.

30 октября начальник 1-го отделения областного ОУР лейтенант Лямин провёл допрос Владимира Файбушевича, 15-летнего юноши, жившего в том же доме, что и Винничевский. Потенциально этот свидетель мог быть очень интересен, как-никак, сверстник, менее чем на год младше Владимира, на протяжении многих лет рос рядом с ним, должен же он что-то видеть такое, чего не замечали другие! Файбушевич постарался максимально дистанцироваться от Винничевского и заявил, что с последним не дружил, за все годы «бывал у него в квартире всего два раза», добавил, что учились они в разных школах, и ничто их не связывало. Опять в протокол попали слова про то, что «учеба не давалась» Володе и «память у него плохая», в общем, все эти песни в уголовном розыске уже слышали не один раз. Чтобы окончательно отбить всякий интерес к собственной персоне, Володя Файбушевич подчеркнул, что «лето нынешнего года я был в лагерях, и что тут делал Владимир, я не знаю». Дескать, не видел и не слышал, не спрашивайте.

Всё в рассказе Файбушевича звучало вроде бы логично, допрос получился коротким и, скажем прямо, бессодержательным.

Гораздо более важным событием того дня явился допрос Георгия Ивановича Винничевского, отца обвиняемого. Это был его первый официальный разговор с представителями следствия, хотя с момента ареста сына уже минуло почти 6 суток. Елизавета Ивановна, мать обвиняемого, официально допрашивалась уже дважды – 27 и 29 октября – а вот Георгия Ивановича в уголовный розыск не вызывали. Пауза была неслучайной, всем было ясно – и самому Винничевскому в первую очередь – что от отца следует ждать очень важных признаний, ведь в большинстве случаев сын психологически более привязан к отцу, которого он копирует, порой даже неосмысленно, и который является для него героем и объектом особого почтения. К отцу несовершеннолетнего преступника правоохранительные органы всегда будут иметь много вопросов по поводу воспитания, тем более в тех случаях, когда речь идёт о расследовании сексуальных преступлений. Так что Георгия Ивановича Винничевского руководители следствия немного «помариновали», оставили на несколько дней наедине с собственными размышлениями, дабы тот настроился на нужный лад.

Заодно взятая пауза была использована для негласного сбора информации как о самом Винничевском, так и его семье. То, что Георгий Иванович прежде служил в ЧК-ОГПУ, фактически выводило его из-под юрисдикции уголовного розыска. По существовавшей в Советском Союзе практике правоприменения органы милиции не могли осуществлять в отношении него следственные действия без согласования с территориальным подразделением госбезопасности. То, что Винничевский был уволен из «органов» по компрометирующим основаниям, ничего не значило – эта деталь могла быть всего лишь элементом его «легенды», и госбезопасность могла продолжать использовала его в своих оперативных комбинациях как агента-провокатора или даже резидента, то есть руководителя агентурной сети. Для того, чтобы получить разрешение вызвать Георгия Винничевского на допрос, уголовному розыску следовало подготовить хорошо мотивированное ходатайство и дождаться его рассмотрения руководством местного Управления госбезопасности, входившего вместе с УРКМ в состав областного УНКВД. Рассмотрение не могло быть быстрым, поскольку требовалось изучить не только мотивировку товарищей из уголовного розыска, но и «поднять» в отделе кадров личное дело сотрудника, изучить его, узнать мнение руководителей оперативных подразделений о допустимости допроса. И только проанализировав ситуацию с разных сторон, руководство Управления госбезопасности могло дать санкцию на вызов Винничевского для допроса. Все эти бюрократические телодвижения не могли уложиться в день или два, они должны были потребовать большего времени, так что как раз к концу месяца начальник ОУР Вершинин все эти формальности успешно утряс.

Винничевского допрашивал сам Вершинин, начальник областного уголовного розыска. Понятно, почему допрос малозначительного Файбушевича можно поручить подчинённому, а вот отца обвиняемого, перспективного с точки зрения получения важной информации, в чужие руки отдавать нельзя! Согласно утверждениям, сделанным в начале допроса, Георгий Иванович Винничевский родился 23 апреля 1895 г. в Санкт-Петербурге, служил в Императорской армии с 1915 по 1917 год, получил чин унтер-офицера. В Белой армии не служил, в коммунистическую партию вступил в 1917 г., исключён в 1936-м. На момент допроса работал уполномоченным эксплуатационного бюро театра музыкальной комедии в г. Свердловске, сейчас бы его должность назвали «директор по снабжению» или как минимум «инженер отдела снабжения», поскольку «уполномоченный» – это не тот, кто гайки крутит и вентиля в кочегарке поворачивает, а занимается снабжением и имеет право осуществлять закупки в рамках отведённого ему лимита. По советским временам «снабженец» – это хорошее ремесло, ибо при социализме поставлять и распределять материальные блага было много выгоднее, чем их производить.

Итак, закончив с анкетой, Вершинин перешёл к содержательной части протокола. И тут понеслась душа в рай! Уже первая фраза, доверенная бумаге, перевернула картину с ног на голову. Предоставим слово гражданину Винничевскому (стилистика оригинала сохранена): «Родился я в бывшей Полтавской губернии Лохвицкого уезда местечка Варва, а не в гор. Ленинграде, как я говорил и как указано у меня в паспорте. Причина этой разницы заключается в том, что я хотел числиться из рабочих, а не из крестьян, тогда как отец у меня никогда не был никем в гор. Ленинграде, как я об этом говорил, и естественно не работал на Путиловском заводе… Хозяйство у него (у отца – прим. А. Р. ) было бедняцкое, имел всего 3/4 десятины земли на семью в 10 человек. В 1912 г. вся наша семья переехала на жительство в Акмолинскую обл., Петропавловский район, посёлок Ярки».

Немного косноязычно, но – понятно. Никакого Путиловского завода, никакого пролетарского происхождения, эдакий середнячок-хитрячок. Разумеется, Винничевский сознался не потому, что в октябре 1939 г. он стал весь из себя честный парень (до этого же он врал почти 20 лет и не краснел!), а по причине гораздо более прозаичной – у Вершинина явно была справка на гражданина свидетеля, предоставленная отделом кадров Управления госбезопасности областного УНКВД, а там все эти нюансы биографии Георгия Ивановича были подробнейше изложены.

Поэтому Георгий Иванович и начал сразу с саморазоблачения. У коммунистов это называлось «идеологический противник разоружился».