Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Автор считает, что Владимир Винничевский нашёл такого «юного друга», возможно, своего сверстника или чуть младше, и в своём месте постарается обосновать это мнение.

В новейшей истории России имеется «свой Винничевский», преступник и убийца, о котором следует вспомнить в контексте затронутой темы. Речь идёт об Игоре Анатольевиче Иртышове, совершившем в Санкт-Петербурге с декабря 1993 по сентябрь 1994 г. 8 нападений на мальчиков в возрасте от 7 до 15 лет. Рождённый в семье алкоголиков в августе 1971 г., Иртышов в 10 лет попал в тяжёлое ДТП и получил закрытую травму мозга. Впоследствии судебно-психиатрическая экспертиза диагностировала у него олигофрению умеренной степени дебильности. Родители, переехавшие в Мурманск, отдали ребёнка в интернат, где тот был изнасилован и на протяжении нескольких лет оставался в роли пассивного партнёра. Затем Игорь поступил в ПТУ, где его сексуальный статус сохранялся. Выучившись на повара, Иртышов после распада Советского Союза перебрался в Петербург и устроился работать в кафе, которое по иронии судьбы располагалось напротив здания УКГБ и ГУМВД (в начале 1990-х гг. оба ведомства делили «Большой дом» на Литейном проспекте, 4). Работу поваром Иртышов совмещал с промыслом гомопроститутки. Несмотря на то, что во время нападений Иртышов угрожал жертвам ножом, он не пускал его в ход, предпочитая душить детей руками. Один из мальчиков был задушен, другой получил тяжелую травму, связанную с разрывом перианальной области и отрывом части толстого кишечника, и умер спустя 4 года после многочисленных операций в США. На его лечение собирали деньги всем городом, история похождений Игоря Иртышова вообще наделала очень много шума, став одной из самых мрачных примет того времени. Разоблачению преступника способствовал один из сексуальных партнеров Иртышова, увидевший в его вещах детский рюкзак, который преступник забрал у последней жертвы.

Поведение Иртышова интересно тем, что гомосексуалист, мирившийся на протяжении многих лет с ролью пассивного партнера, в процессе нападений принимал на себя роль активного. Другими словами, неправильно думать, будто «пассивный» гомосексуалист – это некая жертва обстоятельств; нет, при распределении ролей имеет место добровольное принятие каждой из сторон своих функций. Важной является и другая поведенческая черта, хорошо прослеживаемая в действиях Иртышова – даже имея нож, он не стремился им воспользоваться и основные телесные повреждения причинял голыми руками. Кстати, благодаря этому самому старшему из потерпевших, 15-летнему подростку, удалось оказать тщедушному насильнику сопротивление и успешно скрыться.

Вернёмся, впрочем, к следственным материалам по делу Винничевского. Иногда документы интересны не только тем, что в них написано, но и тем, о чём в них умалчивается. Тема гомосексуальных отношений в любом виде, даже самом абстрактном, в уголовном деле Владимира Винничевского никак не затрагивается. Вообще! Такое ощущение, что этой области сексуальной активности для расследовавших преступления Винничевского как бы не существует. С точки зрения современных представлений наличие такой «зоны умолчания» выглядит очень странным, поскольку имеется целый ряд принципиальных вопросов, которые должны были быть заданы как самому Винничевскому, так и некоторым из свидетелей. Однако вопросы эти так и не прозвучали.

Почему так случилось? На ум приходит только один заслуживающий внимания ответ. «Гомосексуальный вектор» явно выходил за тогдашние рамки компетенции уголовного розыска и вторгался в область, прерогатива работы в которой принадлежала госбезопасности. Все свердловские гомосексуалисты, так же как ленинградские или московские, не отправившиеся к концу 1939 г. в «места не столь отдалённые», «крышевались» местным Управлением ГБ. Не следует думать, будто это завиральная фантазия или паранойя – нет, это реалии советской эпохи. Подобный подход существовал и в отношении валютной проституции, и в отношении валютных спекулянтов. Эти виды противозаконной деятельности никогда полностью в Советском Союзе не уничтожались, хотя технически проделать это можно было без особых проблем. Все сообщества валютных проституток и спекулянтов во всех крупных городах СССР насквозь были пронизаны агентурой госбезопасности. Их активность искусственно поддерживалась на некотором приемлемом с точки зрения власти уровне. Этой «шушере» не давали особенно разгуляться, но и корчевать её под корень никто никогда не собирался. Потому что эти люди входили в специфическую прослойку, которую принято было называть «богемой».

Советская «богема» – это творческая интеллигенция, всякого рода нувориши, золотая молодёжь, члены семей ответственных работников совпартаппарата. Значительная часть советской «богемы» имела гомосексуальные наклонности, и вести оперативную разработку этих лиц с учётом упомянутой специфики представлялось рациональным и оправданным.

Об одном таком расследовании – точнее, разбирательстве с привлечением ресурсов советской госбезопасности – упоминается в воспоминаниях Ивана Александровича Серова «Записки из чемодана (Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти)». Серов возглавлял Комитет госбезопасности с момента его основания в 1954 г. до декабря 1958 г., а в систему советских спецслужб попал в 1939 г. по партийной путёвке. В главе «Первые шаги в НКВД. 1939 год», автор рассказывает о весьма любопытной истории, в которую оказался вовлечён как он сам, так и подчинявшийся ему Секретно-Политический отдел (СПО) Главного управления государственной безопасности НКВД. Воспоминания эти тем более интересны, что относятся к событиям осени 1939 г., т.е. тому же самому периоду советской истории, что и наше повествование.

Итак, предоставим слово Серову: «Ко мне поступила телеграмма из Узбекистана, адресованная Сталину, от инженера-узбечки Аминовой (в те годы чуть ли не единственной женщины-узбечки с высшим образованием). Она коротко извещала Сталина, что ввиду создавшихся ненормальных отношений с секретарем ЦК Узбекистана Юсуповым она кончает жизнь самоубийством. Труп её можно найти в реке Чирчик. На телеграмме была резолюция Сталина выяснить это дело и найти Аминову.

Учитывая, что таких заданий от Сталина не так-то много поступало в отдел, мной были приняты все меры к его выполнению.

НКВД Узбекистана доносило, что Аминова действительно бросилась в реку, и что принятые меры к розыску трупа не дали положительных результатов. Я всё же решил на место послать старшего оперуполномоченного Харитонова, чтобы всё выяснить, так как мне намекнули, что узбеки могут не сказать правду, так как Юсупов пользуется там большой властью и против него никто не посмеет сказать.