Алексей Ракитин - Уральский Монстр

После этого был вызван Борис Горский и процедура полностью повторилась. Свидетель рассказал о том, что видел, опознал обвиняемого и опознал его одежду. Обвиняемый подтвердил точность его рассказа.

Никаких вопросов свидетелям обвиняемый не задал. На этом 15 января 1940 г. судебное заседание было остановлено. На следующий день, в 11 часов утра судебное заседание началось с «заслушивания заключения экспертизы». Раз в ход пошли эксперты, значит, суд считает, что фактологическая база, собранная обвинением, выявлена полностью и объективно подтверждена уликами. Эта деталь заслуживает быть отмеченной особо – изучение обстоятельств совершения 18 (!) преступлений советский суд умудрился вместить в пять с половиной часов максимум, с учётом десятиминутного перерыва. Это, наверное, рекорд в общемировой истории судебных процессов со времен Цицерона – даже две тысячи лет назад при отсутствии криминалистики как науки и психиатрии как раздела медицины римские суды подходили к суждению о виновности обвиняемого намного ответственнее, чем товарищи из свердловского облсуда в январе 1940 г.

Профессор Малкин, завкафедрой психиатрии Свердловского мединститута, начал своё выступление несколько необычно – результирующую часть, которую следовало оставить напоследок, он пустил впереди основного текста. С одной стороны, это выглядит странно, экспертизы так обычно не представляют суду, но с другой – всё выглядит в высшей степени понятно и логично: «Вот вам готовый ответ, я его далее поясню, но кому неинтересно, может вздремнуть». С самого начала Малкин заявил, что Винничевский не является душевнобольным, а относится к категории глубоко психопатических личностей типа психопатов влечения. Тут он аппелировал к учению известного дореволюционного криминального психолога Сергея Викторовича Познышева, но автор сильно сомневается в том, что кто-то из сидевших в январе 1940 г. за судейским столом знал суть этого учения и понимал разницу между, скажем, убийцами «прирождёнными», «привычными» и «по страсти». Сам Познышев к тому моменту полностью исчез из научного информационного пространства, произошло это после того, как Сергей Викторович, глубоко религиозный по своему мировоззрению человек, во второй половине 1920-х гг. отказался написать учебник по криминальной психологии и судебной психиатрии с восхвалением марксистско-ленинской диалектики. Советская наука его не признавала, и на момент описываемых событий учёный с мировым именем, доктор уголовного права, академик Тулузской академии наук, влачил нищенское существование, перебиваясь репетиторством. В январе 1943 г. выдающийся русский учёный-психолог и юрист Сергей Познышев скончался в Москве в условиях крайней нужды и голода.

Вернёмся, впрочем, к суду над Винничевским. По мнению Малкина, показаниям обвиняемого можно было доверять, и его следовало признать ответственным за свои действия.

О психиатрической экспертизе в своём месте было сказано достаточно подробно, поэтому вновь останавливаться на ней вряд ли нужно. Единственным интересным дополнением к ней можно считать суждение профессора о возможном исправлении Винничевского в условиях исправительно-трудовой колонии. Психиатру был задан такой вопрос одним из заседателей, и Малкин ответил: «Я не могу ответственно заявить, можно ли устранить действия Винничевского в исправительно-трудовых учреждениях, так как это скорее компетенция социального, а не психического плана». После Малкина выступил профессор Устинов, заявив, что он «в основном согласен с мнением коллеги» и что Винничевский «является личностью, ответственной за свои действия».

Адвокат заявил ходатайство о вызове в суд родителей обвиняемого для их допроса о поведении сына в быту. Мотивировал свою просьбу защитник тем, что Винничевский является несовершеннолетним. Прокурор выступил против, объяснив, что Винничевскому уже 17 лет и его родители от него отреклись, потребовав через газету расстрела. Демарш прокурора Кабакова выходил за рамки его полномочий, и дело тут даже не в том, что Винничевскому на самом деле в тот момент ещё не исполнилось 17 лет, а в том, что, протестуя против вызова родителей, гражданин прокурор по спецделам покусился на исключительную прерогативу судьи. Согласно статьям 253 и 254 Уголовно-процессуального кодекса 1923 г. решение о вызове свидетелей в суд принимает исключительно судья, и он не вправе отклонить ходатайство лишь на основании того, что дело уже достаточно выяснено. Другими словами, адвокат Мокроусов, заявляя ходатайство, был, что называется, в своём праве, а вот прокурор явно вышел за рамки отведённых ему законом полномочий.

Как нетрудно догадаться, родителей обвиняемого в суд не вызвали. После этого объявили перерыв на 10 минут.

По окончании перерыва выяснилось, что в Управлении Рабоче-Крестьянской милиции имеется акт судебно-медицинской экспертизы по разбираемому делу. Суд решил акт истребовать и приобщить к делу, что и было исполнено – из уголовного розыска прислали акт экспертизы Устинова, которую последний проводил по поручению лейтенанта Брагилевского. Это тот самый акт, подробно изложенный и проанализированный нами в главе «Экспертиза профессора Устинова». Документ этот очевидно неполон – в нём нет анализа многих эпизодов, неизвестных на момент его составления, причём как раз тех, которые можно было действительно связать с Винничевским (то есть нападение на Славика Волкова и убийств Риты Фоминой и Таси Морозовой). Строго говоря, это был документ непонятно как относящийся к предмету судебного разбирательства, ибо связь жертв, чьё травмирование исследовалось экспертизой, с Винничевским оставалась недоказанной.