Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Вот так поворот! Чемоданов, разумеется, знал о попытках уголовного розыска отыскать владельца часов и интересе Вершинина к обстоятельствам этого происшествия, так что расспросил Бунтова о деталях. Согласно рассказу последнего в тот вечер он гулял по району в компании Василия Кузнецова, Ивана Бахарева и Ивана Гладких. Часы Кузнецов забрал у спавшего пьяного мужчины, то есть это было не ограбление, а именно хищение. Ценным приобретением, однако, Василий насладиться не успел – его в скором времени забрал наряд милиции и доставил во 2-ое отделение, где при обыске часы были найдены милиционерами и… отобраны. Без протокола, разумеется, просто отобраны.

Чемоданов снял копию с протокола допроса Бунтова и 16 августа направил её лейтенанту Вершинину. Мы не знаем, как отнёсся к полученному документу заместитель начальника уголовного розыска, ведь рассказ Бунтова вступал в прямое противоречие с показаниями, полученными ранее от Евгения Попова, согласно которым тот ворованные часы за №58619 у Кузнецова выменял. Теперь же получалось, что упомянутые часы исчезли в бездонных карманах неких безвестных милиционеров! Вполне возможно, что Вершинин нелестно помянул услужливого дурака, который опаснее врага, а возможно, промолчал и только подумал. Как бы там ни было, заместитель начальника ОУР подшил копию допроса Бунтова к следственным материалам и вместе с паспортами Кузнецова и Баранова, а также уликами – отломанным кончиком ножа, окровавленной марлей и карманными часами за №58619 – отправил спецкурьером пакет с грифом «совершенно секретно» в областную прокуратуру, в новое здание по адресу улица Малышева, дом №2-а.

Спустя три недели – 8 сентября 1938 г. оперативный дежурный по Отделу уголовного розыска вернул паспорта Николаю Ляйцеву и Ивану Леонтьеву (брюки, изъятые для проведения судебно-медицинской экспертизы, последний получил много позже – только 10 ноября 1938 г.). Таким образом, они перестали считаться подозреваемыми и «версия №1» окончательно ушла в небытие.

Материалы уголовного розыска по расследованию убийства Герды Грибановой принял в работу начальник 2-го отделения Отдела по спецделам облпрокуратуры Николай Подбело.

Отдел по спецделам являлся одним из важнейших структурных подразделений в составе любой областной прокуратуры того времени, он занимался расследованием резонансных, как мы сказали бы сейчас, преступлений, не подлежащих огласке. Это могли быть самые разные расследования, связанные как с государственной изменой и подозрениями на диверсию, так и куда менее тяжкие, которые квалифицировались как направленные против порядка управления или пережитки родового строя. Под последними понимались выплата калыма, умыкание невесты, кровная месть. Расследование половых преступлений также относилось к компетенции прокуроров по специальным делам. Все материалы расследований, отнесённых к компетенции отделов, имели гриф «секретно» или «совершенно секретно», и для обычного советского человека этих преступлений как бы не существовало. Если по результатам таких расследований всё же публиковались газетные репортажи или устраивались открытые судебные процессы, то это всегда было политическим решением, принимавшимся на высшем уровне. Самого Отдела по спецделам, как и его таинственной деятельности, тоже как бы не существовало. Люди знали, что есть транспортный прокурор, есть военный, есть надзорные прокуроры, следящие за соблюдением на территории области трудового, природоохранного, гражданского законодательства, а вот о том, что в ранге заместителя областного прокурора работает некий прокурор по спецделам, никто и не догадывался.

Год 1938-й оказался для Свердловской областной прокуратуры тяжелым, но объективности ради следует признать, что весьма непростым был весь предшествующий период. В начале 1934-го областная прокуратура, существовавшая к тому времени менее года, пережила весьма болезненный раздел штата на три примерно равные части. Связано это было с изменением административного деления региона и расчленением существовавшей на тот момент огромной Уральской области на три новых, меньших по размеру – Свердловскую, Обско-Иртышскую и Челябинскую. В Свердловске осталось немногим более трети первоначального состава организации – из 12 прокуроров, положенных по штату, таковых насчитывалось лишь 8 человек. На протяжении последующих двух лет штат был заполнен, однако уже в середине 1937 г. в условиях развернувшегося массового террора прокуратура пережила первую «зачистку», устроенную местным управлением госбезопасности под руководством товарища Дмитриева. Тогда был арестован первый областной прокурор Густав Лейман и на смену ему в сентябре 1937 г. пришёл Павел Баранов.

В августе 1937 г. Прокуратура СССР приказом за подписью прокурора Союза Андрея Вышинского разрешила органам внутренних дел проводить аресты без прокурорских санкций. Это разрешение действовало вплоть до снятия Ежова с должности наркома внутренних дел в ноябре 1938 г., и жертвами его оказались в том числе и сами работники органов прокуратуры. Некомплект штатов прокуратур разных уровней по всей стране оказался к концу года столь велик, что Вышинский был вынужден просить санкцию Политбюро ЦК ВКП(б) на проведение партийно-комсомольской мобилизации для поддержания хотя бы минимальной работоспособности возглавляемой им структуры. К концу 1937 г. в органы прокуратуры были направлены более 2 тысяч новых работников, зачастую с минимальным профильным образованием либо даже вообще без оного. Все эти люди нуждались в продолжительной стажировке, и их появление ничуть не помогло преодолеть кадровый голод. В середине 1938 г. около 35% работников Свердловской областной прокуратуры имели стаж работы менее 1 года, то есть они фактически не могли вести самостоятельно и компетентно более-менее серьёзные дела. Кадровый голод Прокуратуры СССР весной 1938 г. принял чудовищные размеры. Например, из 36 районов Читинской области без районных прокуроров одновременно оказались 20. В то же самое время в 7 районах Грузинской ССР вообще не осталось ни одного прокурора – все находились либо в местах лишения свободы, либо под следствием.

После первой волны ежовской «зачистки» во второй половине 1937 г., весной следующего года пришла пора второй. На этот раз застрельщиком борьбы за «чистоту рядов» выступил сам прокурор Союза Андрей Януарьевич Вышинский. 5 апреля он подписал приказ №346 «О решительной борьбе с клеветническими обвинениями честных людей», а 21-22 мая собрал в Москве Всесоюзное совещание работников республиканских, краевых и областных прокуратур, посвящённое борьбе с этими самыми «клеветническими обвинениями». На этом совещании Вышинский устроил дикий и эпатажный спектакль с «разоблачением» прокурора Омской области Бусоргина, который, согласно обвинениям Вышинского, подписывал обвинительные приговоры не читая. На самом деле, на месте бедолаги Бусоргина мог оказаться любой другой региональный прокурор, поскольку практика тех лет была для всех примерно одинакова. Но для расправы был выбран именно прокурор Омской области, круто повздоривший с проверяющей комиссией, и его Вышинский прилюдно наказал в присущей ему хамской манере. Андрей Януарьевич сообразно своему уму и вкусу устроил настоящую буффонаду – сначала прямо в зале заседаний провёл допрос провинившегося, во время которого Бусоргин был вынужден отвечать с места, из-за чего половина его реплик была не слышна присутствующим, а затем с позором выгнал его за дверь. Как несложно догадаться, прокурор оказался в скором времени арестован и осужден. Всё как обычно.