Алексей Ракитин - Уральский Монстр

4) Очень важным и весьма специфичным элементом поведения преступника, прямо вытекающим из предыдущего пункта, является указание на последовательность его действий: сначала он раздевал жертву, возможно, душил, после этого наносил ранения ножом, и только после этого, возможно, должен был последовать половой акт. По всей видимости, половой акт должен был произойти с трупом, поскольку причинение тех ранений, что были обнаружены у Али Губиной, почти не оставляли ей шансов на выживание. И вот тут приходит на ум прямая аналогия с нападением на Герду Грибанову 11 месяцами ранее. Герда тоже была полностью раздета, и на предметах её нижней одежды не оказалось крови (лишь мелкие брызги на платье). Нападение на Алю Губину очень напоминало убийство Герды Грибановой с той разницей, что в июне 1939 г. нечто помешало преступнику реализовать замысел и преступление осталось незавершённым. Таким образом, весьма вероятным могло стать предположение о совершении нападений на Грибанову, Рахматуллину и Губину одним лицом.

5) Наконец, внимательный осмотр одежды Али мог дать следственным работникам ещё одну серьёзную зацепку. Ширина разреза, обнаруженного на платье и нижней сорочке, составляла 8 миллиметров – это были ширина лезвия ножа, которым пользовался преступник. Понятно, что нож с таким лезвием не мог быть большим, скорее всего, это был перочинный нож, с которым он, по-видимому, имел привычку ходить. Это означало, что при задержании подозреваемого сотрудникам милиции следовало обращать внимание на содержимое его карманов. Конечно, само по себе наличие перочинного ножа ещё ничего не доказывало, но учитывая, что о преступнике на тот момент вообще ничего не было известно, наличие в кармане подозреваемого перочинного ножа могло до известной степени помочь следователям правильно сориентироваться.

Подводя итог изложенному выше, отметим, что следствие при должном внимании к мелочам уже в середине июня могло вполне оправданно сделать важные выводы о присутствии в Свердловске сексуального преступника, совершающего время от времени нападения на малолетних детей с целью их убийства и совершения в последующем полового акта с трупом. Можно было связать в единую цепочку нападения в июле 1938 г. на Герду Грибанову, Раю Рахматуллину – в мае 1939-го и Алю Губину – в июне. Можно было предположить, что этот же преступник пытался похитить Борю Титова в феврале 1939 г. и совершил, возможно, какие-то иные посягательства, неизвестные на тот момент органам охраны правопорядка. Это были бы закономерные выводы, оправданные накопленным к тому времени следственным материалом.

К сожалению, обо всём этом можно говорить только в сослагательном наклонении, потому что такого рода выводы и предположения сделаны не были. Свердловский уголовный розыск остался во всём верен собственным традициям и вёл расследование так, как умел. А потому ждать от носителей тёмно-синих галифе сколько-нибудь вдумчивой работы не приходилось. Её и не было – этой самой вдумчивой работы.

Как же повёл розыск преступника свердловский угро?

Проницательный читатель без особых затруднений предугадает правильный ответ: родителей пострадавшей девочки спросили о том, кого они подозревают в нападении. Этот вопрос и в самом деле был любим сотрудниками НКВД того времени. Когда на эту тему заговорили с родителями Али, они повели себя по-разному. Отец поначалу ответил, что не допускает возможность сведения с ним счётов посредством нападения на его младшую дочь. А вот его жена Татьяна Колмогорцева, мачеха Али, взяла быка за рога и за словом в карман не полезла. Она заявила, что подозревает в попытке убийства некую Старкову и её сожителя Богданова, которые испытывают к их семье враждебные чувства «из-за квартиры».

История довольно гнусной коммунальной склоки коренилась в следующем: Старкова, уборщица в общежитии, где проживали Губины, давно претендовала на комнату №6 как самую просторную и удобную. Как только весной 1939 г. комната освободилась, Старкова туда вселилась – заняла жилплощадь «явочным порядком». Разумеется, подобное самоволие не могло обойтись без содействия коменданта общежития Александра Шаламова, который благоволил уборщице из-за всякого рода продуктовых подношений. Взяток, говоря просто. Старкова привозила ему из деревни сметану, творог, молоко – в общем, всячески задабривала. После освобождения комнаты №6 она внесла туда свои вещи и отказалась пускать кого-либо ещё. Георгий Губин, отец раненой девочки, получил в администрации железнодорожного депо 19 марта ордер на заселение в эту комнату, но попасть туда не смог, ибо комендант Александр Шаламов отдал ключи уборщице и заявил, что комната заселена. А значит, туда входить нельзя, там чужие вещи, войдешь – и обвинят в краже! Губин, правда, зашёл и втащил собственные вещи, в результате в комнате площадью 12 квадратных метров в положении проживающих оказались 9 человек (это общее число членов семей Губиных и Старковой). И никто никому не хотел уступать, ибо жилищный вопрос в те предвоенные годы стоял в крупных советских городах очень остро. Пытаясь разрешить возникший конфликт интересов – надо сказать, очень острый конфликт! – Губин обратился к участковому милиционеру с просьбой помочь выселить гражданку Старкову, да только участковый руками развёл, иди-ка, мол, в суд! Губин и пошёл.

Дело неожиданно быстро разрешилось. Уже 27 мая – то есть за две недели до трагедии – районный народный суд постановил злополучную комнату №6 передать Губину. Старкова тут же сдала ключи и выселилась, а комендант общежития Шаламов в кругу друзей заявил, что отомстит. Непонятно, правда, кому и за что, но – отомстит!

Это такая была присказка, а сказка началась 12 июня. Когда сотрудники уголовного розыска принялись устанавливать алиби действующих лиц, выяснилось, что никто не мог определённо сказать, где же находился комендант Шаламов? А между тем его искали с самого исчезновения девочки, дабы он привлёк к поискам всех проживающих в общежитии. Но никто Александра Сергеевича не видел, и никто не мог сказать, куда же он подевался.

Разумеется, по этому поводу были допрошены как сам комендант Шаламов, так и его супруга Ольга Андриановна. Последняя рассказала, что муж днём занимался ремонтом швейной машинки, а потом лёг спать, поскольку ему надо было идти на работу в ночную смену. Проснулся он якобы около 18:30 – это со слов жены – то есть примерно в то время, когда была найдена Аля Губина.

Александр Шаламов рассказал о том же самом несколько иначе. Согласно его версии развития событий к нему днём приходил товарищ по фамилии Быков и предлагал купить пива, но Шаламов отказался, поскольку в магазинном киоске за пивом в это время пришлось бы отстоять очередь. Увы, это диалектика социализма – рабочий люд поутру массово бежал похмеляться. После этого разговора он якобы улегся спать, поскольку ему надо было выходить в ночную смену, и проснулся около 19 часов. Собственно, после 19 часов его уже видели многие свидетели, так что этот момент времени подтверждался объективно. Всё же остальное вызвало самый пристрастный интерес уголовного розыска.