Виталий Виниус - Римские вакации

— Журналист, что ли? — хмыкнул Лёлик.

— Сказано, писатель! Писал и на стенку вешал… Стенгазеты называются…

Серёга вдруг хлопнул себя по лбу, чертыхнулся и с глубоким сожалением воскликнул:

— А картишки мои!… Попы-то египетские слямзили!

Лёлик хехекнул и откомментировал:

— Так как раз в Египте карты придумали! Карты Таро называются. А нашенские игральные уже от них произошли. Так что, может быть, поглядят сейчас жрецы на твою колоду и придумают эти самые Таро.

— Ну, если так, то конечно… — пробормотал Серёга.

— Ну что за день такой! — сокрушённо буркнул Джон, трогая синяк. — Кругом одни обломы!

— Не всё коту масленица, — заметил философски Боба, но тут же сбился на дешёвый оптимизм. — Но вот завтра как поделим сокровища, как устроим пир!…

В это время открылась дверь, и рабы внесли глубокое медное блюдо с кусками мяса в густом коричневом соусе, стопку пышных ноздреватых лепёшек, кувшин с вином на пару литров, чаши, а также светильники; один раб сыпанул в стоявший у стены треножник серого порошка, запалил его — пошёл сизый дым, запахло густо и приторно. Начавшиеся было противные комариные звоны прекратились.

Рабы ушли.

Мы сдвинули кушетки поближе к столику и поели. Естественно, из-за отсутствия столовых приборов приходилось обходиться без оных, отчего пальцы всячески измазались.

Первым закончил с трапезой Джон, облизнулся с удовлетворением, после чего обстоятельно воспользовался одним из папирусов как салфеткой. За ним потянулись и прочие коллеги. Я попробовал их урезонить, порекомендовав поберечь древние рукописи, на что мне коллективным образом предложено было не гундеть и не умничать.

— Да ладно тебе! — заявил Раис. — Лёлик вон целую библиотеку спалил! Подумаешь, ещё парочку писулек испортим. С пользой же, не абы как!

— А что всё Лёлик?! — возмутился Лёлик, потом произвёл те же высококультурные действия, использованный лист кинул под стол, после чего подумал, достал из-под подушки припрятанный экземпляр и засунул его в рюкзак.

— Зачем он тебе? — добродушно спросил Боба.

— Бумага хорошая. Буду дома бутерброды заворачивать, — пояснил Лёлик.

Сытость и усталость сделали свое дело: потянуло в сон. Коллеги выглядели расслабленно и умиротворённо.

— А, ерунда! — заявил вдруг Раис, жмурясь как сытый кот. — Деньги зачем нужны? Чтобы всякую вкусную еду покупать. А если она и так имеется, то зачем деньги?

— Ну не скажи! — вступил в дискуссию Боба с навязчивым оптимизмом. — Вот завтра как поделим казну и, я тебе скажу, заживём!…

Коллеги живо вцепились в злободневную тему; я прилёг для удобства прослушивания, прикрыл глаза и незаметно провалился в сон.

В которой войско отправляется обратно.

Пробуждение произошло от полных неприятностей во рту, где всё пересохло, а язык ворочался как некая чужеродная тёрка. Надо было встать и напиться, но баланс на грани сна и яви пресекал потуги к действию. Наконец, я разлепил глаза. Серый немощный свет еле заползал в окно. За дверью пробежал кто-то; донеслись обрывки невнятного разговора. Я с трудом сёл.

Коридор вдруг наполнили торопливые шаги, которые умножились до дробного топота. Джон нервно дёрнулся, поднял голову и, не размыкая глаз, пробормотал:

— Что вы там топаете… — а потом добавил, видно спросонья, оригинальный и свежий эпитет: — Как стадо… кавалерийских слонов!

В дверь постучался кто-то, сначала деликатно, а затем и в полное удовольствие.

— А-на, такой сякой эдакий!… — захрипел невнятно уже Серёга.

Я, не чувствуя тела, встал, подошёл к двери, кряхтя и шаркая, и, с трудом совладав с засовом, открыл её; на пороге стоял адъютант в криво сидевшем доспехе и в шлеме, надетом набекрень. Глаза он имел осоловевшие и бессмысленные.

— Чего надо?! — рявкнул я странным со сна голосом.

Адъютант недоумённо поглядел на меня, словно не понимая, что он тут делает, потом всё-таки промямлил:

— Приказано собираться… Выступаем… — и неуверенно заспешил прочь.

— Эй! В чём дело? — окликнул я его, но он даже не обернулся.

— Что там? — проскрипел Джон.

— Тревога какая-то. Вроде, удочки мотаем… — предположил я, отходя к своей кушетке.

Снова застучали шаги, и за открытой дверью мелькнули спешившие преторианцы.

— Эх ты, жизнь моя служивая, жизнь моя злободневная!… — застенал Боба, дисциплинированно поднимаясь и начиная одеваться.

Коллеги зашевелились. Один Лёлик перевернулся на другой бок и накрылся с головой.

— Вставай, а то сейчас римлянцы уйдут — одни останемся, — потрепал лентяя по плечу Серёга.

— Ну и пусть уйдут… — буркнул Лёлик.

— Ну так и сокровища с собой увезут, — правильно спрогнозировал Раис.

Лёлик напрягся, осмысливая подобный вариант, затем вскочил и стал собираться как на пожар, не забывая подгонять остальных. Закончив сборы, мы покинули комнату и поспешили к выходу из дворца, где натолкнулись на Антония в окружении свиты, раздававшего команды; лицо его дёргалось, и выглядел он не лучшим образом.

— Начальник! Что случилось? — крикнул ему Серёга.

Антоний оглянулся и недовольно пояснил:

— Гонец из Рима. Срочно выступаем обратно…

Мы спустились на площадь. Там творился полный кавардак: кругом бегали легионеры, то строясь, то снова разбегаясь, рабы грузили на телеги всякую поклажу, проносились, горяча коней, всадники. Повсюду чадили факелы, хотя уже явственно засинело кругом ещё размытым предутренним светом.

Поглядев с отвращением на суету сует, мы присели покемарить у подножия лестницы. Но тут с треском и стуком подъехала целая кавалькада четырёхколёсных повозок.

Передняя повозка имела весьма нарядный вид. Её бока были раскрашены праздничными узорами, по краям торчали резные отполированные стойки, выполненные под дорические колонны, подпиравшие крышу из полированных дощечек. Между стойками висели белоснежные с золотыми узорами занавеси. Остальные повозки были попроще и напоминали фургоны. Они тоже были крытыми — с крышей и стенками, сплетёнными из лозы, отчего выглядели как корзины на колёсах. В стенках сделаны были оконца, прикрытые тканью.

Каждую повозку тянула четвёрка мулов крепкого вида. На имевшихся спереди облучках сидели рабы-возницы.

— Не для нас ли? — обрадовался Раис. — Сейчас поедем как люди!

Серёга оглянулся и воскликнул:

— Оба-на! Клеопатра!

Первым вскочил полюбопытствовать Джон. Мы потянулись за ним.

По лестнице в окружении преторианцев спускалась Клеопатра со своими девушками. Все они кутались в тёмные длинные плащи с капюшонами, отчего напоминали монахинь-заговорщиц. Тут же был и Мухомор. За ними бригада рабов тащила какие-то небольшие сундучки, корзинки и свёртки.