Виталий Виниус - Римские вакации

Наше появление заставило её замолчать на полуслове и оглянуться. Была она мила и взволнована; нежный румянец алел на гладких щеках, а глаза сияли как у рассерженной кошки. Царица посмотрела на нас, прямо скажем, без особого почёта, а потом взглянула на Антония с тем самым выражением: "Ну сделай хоть что-нибудь, если ты мужчина". Антоний с видом философа-стоика сохранил полную безучастность и потянулся к стоявшему перед ложем столику с огромной вазою, полной фруктовых огрызков, между которыми сиротливо пряталась виноградная гроздь.

Раис, мигом оценив обстановку, совершил реактивную пробежку, молниеносно схватил виноград и стал сжёвывать ягоды прямо с кисти, брызгая соком и плюясь косточками куда придётся. Антоний задумчиво повертел пустой рукою, вздохнул и сунул её подмышку.

— А мы в гости! — празднично заявил Джон, косясь на царицу здоровым глазом и улыбаясь ей крайне интимно.

— Давай, Антонин, угощение выкатывай в честь трофеев! — веско затребовал Лёлик, усаживаясь на подвернувшийся табурет.

Антоний задумчиво помолчал и осторожно сказал:

— Это завтра… Будет пир в честь победоносного окончания войны…

— Да чо ты как не свой! Давай прямо сейчас устроим эту… ну как её… оргию! — живо предложил Серёга.

Раис, услышав приятное слово, поднял палец и торжественно прокричал:

— Оргия есть органичный оргазм организованных организмов! Во как!

Боба зааплодировал и начал требовать повтора на бис. Раис засмущался и пошёл вытирать запачканный соком подбородок о занавеску.

Джон, изогнувшись щёголем, подвалил к Клеопатре и, взяв её за локоток, попытался что-то шепнуть на ушко, но царица локоток вырвала и отстранилась.

— Не понял!… — протянул озадаченно Джон.

— И не поймёшь, варвар! — доходчиво пояснила царица.

— Сама… Варвара! — вежливо ответил Джон.

— А где бабуськи твои, красавица? — бодро спросил Серёга Клеопатру.

— Разбежались после вас! — резко ответила та и отвернулась.

— Ну, это от восторга! — разъяснил Лёлик.

— Ну, так что скажешь, Антоха? — продолжил основную тему Серёга.

Антоний с кряхтением поменял лежачую позу на сидячую и, состроив кислую внешность, произнёс:

— У нас с царицею важный государственный разговор имеется! Так что ничем не могу помочь…

С этими словами он взял со столика колокольчик и замотал им, не переставая звонить до тех пор, пока в комнату не вбежал запыхавшийся контубернал.

— Союзников надо устроить, накормить там, ну и прочее!… — скомандовал ему полководец.

— Чего?… — растерянно переспросил тот.

— Сам должен знать!! — рявкнул рассерженно Антоний и чуть было не запустил в непонятливого колокольчиком.

— Фу ты, ну ты, лапти гнуты! — выступил вдруг с видом официального лица Лёлик. — Ты лучше скажи, когда денежки делить будем!

Антоний поморщился и нехотя промямлил:

— Ну да, поделим…

— Нет, ты скажи, как делить будем? — наседал Лёлик.

— Ну как… Десятина вам положена…

— Маловато будет! — тут же отозвался Раис.

— Это у вас положено, а у нас наложено!… — нервически заорал Лёлик. — Понял, да?… И вообще, у нас, в нашем государстве по закону полагается двадцать пять процентов от находки, то есть, четверть, да плюс ваша десятина, итого получается четырнадцатая часть…

Я предупредительно толкнул счетовода в бок.

— Чего ты?!… — огрызнулся было Лёлик, но тут же сам сообразил и поправился: — А, ну да… Я говорю, округляем и как раз половина получается!

— Все равно маловато! — крикнул Раис, под шумок копаясь в вазе в поисках ещё чего-нибудь съедобного.

— Завтра решим, завтра и поделим! — хмуро заявил Антоний, глядя себе под ноги.

— Чего это всё завтра? И банкет завтра, и делить завтра! — не унимался Лёлик.

— Как это поделим?! — воскликнула вдруг возмущённо Клеопатра. — Это казна Египетского царства и принадлежит Египту. А вы, римляне, слишком много на себя берёте!

Антоний решительно встал с ложа и, запахнув тогу, гневно рявкнул:

— Рим знает, что ему делать! И, вообще, женщине надлежит вести себя поскромнее.

— Я не женщина, я царица! — парировала Клеопатра и гордо вскинула голову.

— Ха! — осклабился Антоний. — Не женщина — говорит!

— Она самая! — самодовольно отрекомендовал Джон.

— Ну, сейчас и проверим!… — многообещающе молвил Антоний и с непонятно откуда взявшейся сноровкой вытолкнул нас за порог.

Брякнул задвигаемый засов; снова заговорила Клеопатра, затем замолкла, вскрикнула недовольно; послышались возня и невнятные стоны.

— Эх! — завистливо протянул Джон. — Я с ней тоже бы сейчас поговорил!

— Прошу пройти, — неуверенно сказал адъютант, назначенный нашим провожатым.

— Подожди, послушаем! — прошипел Раис, приникая ухом к двери.

Приблизились к нам два раба. Один нёс корзину с фруктами, а другой две запечатанных смолою амфоры. Их сопровождал ещё один контубернал — совсем юный, но, тем не менее, важный как управдом при исполнении. Он скомандовал рабам остановиться, а сам тонкой тросточкой постучал требовательно Раиса по плечу. Раис недоумённо отодвинулся, разглядывая рискового парня, а тот торкнулся к Антонию, и, найдя дверь закрытою, деликатно постучал. Оттуда раздались звуки, впритык напоминавшие рёв рассерженного бегемота. Адъютант растерянно отскочил от двери и глубоко задумался.

В это время Серёга пощёлкал пальцами, привлекая внимание раба с амфорами, и коротко ему сказал:

— А ну, иди сюда!

Раб подошёл.

Серёга, блеснув фиксою, требовательно указал на вожделенные сосуды:

— А ну дай сюда!

Раб мгновенно протянул обе амфоры.

Серёга деловито забрал их и уже добродушно добавил:

— А ну, иди отсюда!

Раб быстро засеменил прочь.

Серёга поглядел весело на нас и кивнул головою на ещё неоприходованную корзину:

— Принимай!

Раис восторженно ухнул и завладел корзиной единолично, прижав её к животу; после чего прикрикнул на нашего провожатого:

— Ну пошли, а то, не видишь, тяжёлая!… — и даже толкнул его боком, вынудив заспешить по коридору.

Дерзкий юноша с тросточкой от наших действий из задумчивости вынырнул и, узрев наличие перехода собственности, воскликнул:

— Немедленно верните! Это для Марка Антония!

Серёга забеспокоился и, спрятав амфоры за спину, гаркнул:

— Ты что, героев не уважаешь, едрит твою мать?!

— Моя матерь почтенная и уважаемая матрона! — уязвлённо взвизгнул юнец.

— Ах, так ты ещё и фольклора не понимаешь! — с другой стороны рявкнул Лёлик, примерился и врезал бедняжке по икре; тот вскрикнул и присел, гримасничая от боли.

Лёлик же вприпрыжку догнал Раиса и стал воровать из корзины по мелочи, вызывая со стороны носильщика громкие и старательные ругательства.