Алекс Кейн - Дотянуться до престола [≈ Младенца на трон!] [litres]

Через несколько часов, когда все стихло и палаты Шереметева погрузились в сон, Пьер тихонько вылез из постели, зажег свечу, достал несколько книг, хранившихся в шкафу, чистый пергамент и чернильницу. Работа предстояла большая и трудная. Успеть бы.

Всю ночь он старательно выводил букву за буквой, подражая писарям старинных книг. Глаза слипались, маленькие пальчики дрожали от напряжения, но Пьер упорно работал, пока не закончил «документ» до последнего слова. Убрав все со стола и спрятав написанный свиток, он в бессилии повалился на перину…

Ветер стих, выглянуло солнышко. Сани с расписным задком весело летели по Троицкой улице мимо бывшего Цареборисова двора, потом повернули на Никольскую. Пьер, сидевший между Филимоном и Василием, с интересом оглядывался. Полозья скрипели по санной дороге, морозный воздух щипал лицо, а вокруг мелькали церкви, купола, кресты.

Сани прокатили мимо высоких зеленых ворот Чудова монастыря, за которыми блестели на солнце маковки храмов, миновали серый неказистый домишко – Холопий приказ – и, наконец, выехали на Соборную площадь. Пьер с восторгом смотрел на невероятную смесь деревянного зодчества и огромных златоглавых белокаменных храмов.

Справа виднелся рустованный фасад Грановитой палаты с Красным крыльцом, слева возвышались две колокольни: одна деревянная, с резным шатром наверху, вторая каменная, увенчанная золотым куполом с круговой надписью под ним – Иван Великий. Она была столь высокой, что Пьер чуть не свернул шею, пытаясь ее разглядеть.

Впереди открывался вид на два величественных белокаменных собора, а вдали маячила Тайницкая башня с набатным колоколом.

«Вот это да! Все как настоящее! Не иначе как наши компьютерщики советовались с историками… И ведь как похоже на реальный мир! Видно, „Прорыв“ и в самом деле – суперкомпьютер!»

Сани остановились перед украшенным фресками входом в церковь Успения, Филимон взял Пьера на руки и поставил на снег. Притопывая от мороза, они постояли немного, пока Василий давал указания вознице. Вокруг ходили разодетые бояре с женами, стрельцы, посадские, крестьяне. Тут и там слышался стук молотков: Кремль восстанавливали после недавней войны.

В этот раз церковь Успения показалась Пьеру огромной. Когда он так неожиданно появился здесь, было темно, и оценить размеры собора ему не удалось. И лишь теперь он понял, насколько величественным было это место.

Пространство разделялось квадратными и круглыми колоннами, поддерживающими высокий сводчатый потолок. С него на цепях свисали громадные паникадила, освещающие все вокруг желтым, слегка мерцающим светом. Гранитные стены, украшенные изображениями святых в золоченых окладах, казались бесконечными. И потолок, и колонны были расписаны сценами из Евангелия.

В целом собор производил впечатление строгого и в то же время роскошного величия.

Молящихся было немного, заутреня уже кончилась, человек двадцать стояли перед образами на коленях, и еще столько же служителей готовили церковь к предстоящему крестному ходу и избранию царя.

Икону Владимирской Богоматери Пьер нашел не сразу. Лишь подойдя к алтарю, где от обилия позолоты слепило глаза, он увидел ее. Встал на колени, перекрестился и принялся ждать, пока отойдут Василий с Филимоном.

Те поначалу стояли за спиной, бормоча молитвы и осеняя себя крестным знамением. Но минут через двадцать начали переглядываться.

– Какой набожный малец-то, – прошептал писарь. – Пойду покамест погляжу, как церковь к Крестному хождению убирают.

– Ступай.

Василий остался приглядывать за малышом, но вскоре ему наскучило стоять без дела. В конце концов, что с Петрушей может случиться в храме, у всех на глазах? И страж отошел, чтобы поставить свечку.

Услышав удаляющиеся шаги, Пьер осторожно огляделся. Вроде бы никто на него не смотрит. Пора. Сердце застучало чаще. Он быстро достал из-за пазухи свернутый трубочкой свиток и, встав на цыпочки, сунул за икону. Оклад был позолоченный, тяжелый, и ему едва хватило сил сделать щель между ним и стеной. Закончив, он снова бухнулся на колени.

Ну, если и это не поможет… Нет, не может быть. Должны они клюнуть, зря, что ли, он этот манускрипт всю ночь рисовал. По крайней мере, толстяк Жюно будет видеть – Пьер сделал все, что мог.

Двумя днями позже из церкви Успения собирался крестный ход. Заутреню отслужил сам митрополит Казанский Ефрем, местоблюститель патриаршего престола. И теперь он, высокий, полный, с седой бородой ниже пояса, в ризе из золотой парчи, унизанной жемчугом, и шапке с вытканными ликами святых, стоял с кадилом в руке на специально изготовленном амвоне, покрытом ярко-красным сукном. С двух сторон от него расположились архимандрит Чудова монастыря Аврамий и архимандрит Троице-Сергиевой лавры Дионисий.

Перед ними в два ряда выстроилось все высшее духовенство с хоругвями. Впереди стояли дьяконы и священники, за ними архимандриты всех значимых монастырей, следом игумены, протопопы соборных и ружных церквей, иноки, певчие. Красные, золотые, серебряные ризы и епитрахили ослепляли своим великолепием.

Остальное пространство церкви занимали празднично одетые бояре, дворяне, посадские, гостинодворцы, стрельцы, казаки, крестьяне. Они стояли плотной толпой, страдая от духоты и с нетерпением ожидая, когда приготовления закончатся и можно будет выйти на свежий воздух.

Напротив амвона расположился митрополит Крутицкий Иона, нестарый еще человек с жесткими и резкими, словно высеченными из камня, чертами лица. Он по одной принимал иконы, подносимые дьяками, и держал перед местоблюстителем, пока тот окуривал их кадилом. Сначала шли менее чтимые образа, которые предполагалось нести в крестном ходе, затем самые почитаемые и, наконец, очередь дошла до Богоматери Владимирской.

И тут случилась заминка: иноки, снимавшие ее со стены, заметили выпавший из-под оклада свиток. Один из них развернул его, начал читать… и черные брови поползли вверх от удивления. Перекинувшись несколькими словами с товарищем, он с поклоном подошел к Ионе и что-то шепотом ему сказал, протягивая пергамент. Тот нахмурился, на лице отразилось раздражение.

– Почто чин нарушаешь? – прошипел он еле слышно. – Подавай икону!

Священник растерянно взглянул на него, потом перевел глаза на Ефрема.

– Что такое, братья? – степенно спросил местоблюститель.

– Диво дивное, владыко, – прошептал священник и протянул ему свиток.

Слегка нахмурившись, – шутка ли, прервали чин каждения в такой момент! – Ефрем взял пергамент и пробежал написанное глазами. И тут же с усилием сглотнул, плечи его дернулись. Он повернулся к Аврамию и Дионисию и коротко приказал: