Алекс Кейн - Дотянуться до престола [≈ Младенца на трон!] [litres]

Зажав рот ладонью, Петр заметался по шатру: куда спрятаться?! Схватил лежавший на походном сундуке кинжал и с размаху воткнул в ткань на противоположной от входа стороне – вдруг удастся выбраться? В нетерпении прильнул к дыре, глянул – и там бой! Господи, да это ж раненые бьются!

И точно – из больничного шатра один за другим появлялись окровавленные ратники. Шатаясь и едва держа оружие, они вступали в битву, чтобы даже не защитить государя, а просто ценой своих жизней хоть немного задержать врага – быть может, основные силы увидят опасность, придут на помощь и успеют спасти царя-батюшку! Но лагерь окутал густой дым, и трудно было надеяться, что кто-то от города сможет разглядеть, что здесь творится. Да и услышать крики о помощи в той мясорубке, что шла у стен Смоленска, было невозможно.

Кусая губы, Петр смотрел через узкую щель, как один за другим падают храбрые воины. Господи, сколько же у них силы духа! Это вовсе не те русские, какими он их воспринимал, живя в Париже. Совсем другой глубины люди! Такое самоотречение, такая преданность, что и слов не подберешь!

Не в силах смотреть на смерть заступников, он встал. Дьявол, как случилось, что ляхи напали именно в тот момент, когда у него почти нет охраны?! И, как назло, этот дым… Откуда он? Или… Да, все это не случайно. Его предали, и поляки специально пришли за ним. Что ж, пусть это конец, но вы, сволочи, увидите, как умеет умирать русский царь!

Он отряхнул кафтан и сел на свой походный трон. Сердце бешено колотилось, но подбородок упрямо поднимался вверх, а глаза смотрели гордо и смело. Через несколько мгновений чья-то рука откинула полог, в шатер влетел высокий, усатый поляк в кирасе поверх перепачканного кафтана и, увидев царя, радостно осклабился. Насмешливо поклонился и пропел:

– Ваше величество…

Вслед за ним в ставку ввалились с десяток человек в немецких одеждах, все в крови и в пыли, и… Козлов. Он кивнул на Петра и горделиво сказал усатому:

– Вот, пан Самборский, как князь и обещал, отдаю вам царя московского.

Тот кивнул и ответил:

– Благодарствую. А это тебе подарок от твоего князя!

И, резко взмахнув саблей, пронзил ею Козлова. Кровь брызнула во все стороны, и Петр с отвращением отвернулся. На его глазах впервые столь подло убивали человека. Пусть он и предатель, но к нападению был не готов. Звери!

В это мгновение другая мысль пришла ему в голову – а что за князь? Неужели Пожарский?! Быть не может!

Между тем один из стоявших у входа шагнул вперед.

– Что вы делаете, полковник?!

– Прошу не вмешиваться, пан Маржерет! Князю не нужны свидетели!

Петр во все глаза уставился на подошедшего. Батюшки, капитан Жак Маржерет! Неужто тот самый француз, служивший наемником еще у Годунова?! Седые волосы до плеч, бородка клинышком, на вид лет шестьдесят… Да, безусловно, он! А может, шанс еще есть? Нужно попытаться! Он приосанился и, величественно махнув рукой, громко произнес:

– Подойдите, мессир Жак Маржерет!

Это было сказано по-французски. Пораженный старик уставился на юного царя и невольно сделал шаг к нему. Откуда этот мальчик знает его?!

Петр удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Я ждал вас, капитан. Да-да, именно так. Полагаю, вы слышали обо мне?

Стоявшие за спиной Маржерета удивленно зашушукались, из чего Петр сделал вывод, что они тоже французы и состоят под началом капитана.

– Конечно, слышал, ваше величество. Но я не думал, что в самом деле… Прошу простить.

Пан Самборский не понимал ни слова и в недоумении переводил взгляд с царя на француза. Заметив, как вытянулось лицо капитана, он занервничал.

– Что происходит, сударь? Нам надо спешить!

Тот мельком глянул на поляка и снова повернулся к Петру, разглядывая его с неподдельным удивлением. Неужели слухи правдивы?!

– Мне известно, что вы, мессир, год назад просились на русскую службу и не получили ответа, – продолжал юный царь. – Я читал ваше «Состояние великой державы» и должен сказать, что впечатлен. Моя страна описана с искренней симпатией. А посему я даю свое согласие и прошу вас возглавить работу по созданию в Москве полков иноземного строя.

Маржерет замер – этот малыш читал его работу?! Как?! И говорит, словно взрослый… И по-французски! Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, потом все же взял себя в руки и с достоинством произнес:

– Это невозможно, сир. Теперь я служу польскому королю.

Петр грустно усмехнулся: ну, вот и все. Идея настолько поразить француза, чтобы тот перешел на его сторону, не сработала. Надеяться больше не на что.

Между тем Самборский, нервно прикусив губу, в нетерпении смотрел на Маржерета. Он видел, как в глазах француза удивление сменяется растерянностью и даже каким-то священным трепетом. Не может же этот маленький необразованный московит говорить по-французски?! Или это какой-то дьявольский заговор? Еще чуть-чуть, и проклятый малыш своим колдовством сделает из капитана послушную куклу! И все сорвется!

– Нет времени болтать, сударь, вот-вот подойдут московиты! – рявкнул пан. – У меня приказ привезти его в Варшаву живым или мертвым!

Снаружи раздались крики, и поляк побледнел.

– Московиты! Предупреждал я вас, пан болван! Что ж…

Одним прыжком он подскочил к царю и занес над ним саблю. Увы, сохранить самообладание Петру не удалось: он невольно зажмурился и втянул голову в плечи. Сердце стучало как бешеное, душу рвал холодный ужас. Все, конец!

Василий растерянно смотрел на Пожарского. Жив! Князь стоял возле дымящегося палисада, отдавая приказы конникам.

– Кузьма, скачи в лагерь, передай Молодцову, пущай перестанут метать. Город наш! Вы трое – с ним! Ты, Устин, сту…

– Дмитрий Михалыч! – завопил Васька и рванулся к князю.

Пожарский обернулся – на шишаке трещина, лицо в пыли, крови и копоти, а глаза сияют. Но тут же их свет померк, брови нахмурились.

– Ты чаво тут?! Где царь?!

Васька, на радостях забывший обо всем на свете, встал как вкопанный.

– Да как же, Дмитрий Михалыч, – в растерянности забормотал он. – От тебя человек пришел, сказывал, ты, мол, к себе кличешь. Кольцо вот порукой дал.

Страж поспешно выковырял из поясного мешочка перстень и протянул Пожарскому. Тот взглянул, поднял левую руку – на пальце красной звездочкой сверкнул рубин. Лицо его перекосилось.

– Липа, – процедил он и заорал: – Лошадей! В лагерь!

Два всадника тут же спешились, князь с Васькой вскочили на их коней и во весь опор помчались к царской ставке. Перемахнув через кучи битого кирпича в проломе, они оказались в ликующем войске, уже закончившем битву с крылатыми гусарами. Последние из них, израненные и ощипанные, спасаясь бегством, скакали на юг, туда, где не было русского лагеря. А за ними во весь опор неслись конники Сулешева.