Алекс Кейн - Дотянуться до престола [≈ Младенца на трон!] [litres]

– За мно-ой! – что есть мочи заорал Пожарский. – К царю!

Те, кто мог его слышать, устремились на восток, к шатрам. Праздновать победу было рано. Васька немилосердно лупил коня, изо всех сил подгоняя его. Скорее! Скорее! Сердце холодело, горло словно тисками сдавило. Петр Федорович! Господь милосердный, не дай случиться худому с Твоим посланцем!

Вот уже и насыпь перед царским шатром, а на ней… Боже, трупы стрельцов! Тех самых, что он оставил в охрану! Пожарский и Василий примчались к ставке одновременно. Спешились, Дмитрий Михайлович ринулся в шатер, а страж, кусая до крови губы, топтался среди десятков тел, наших и поляков. Что здесь произошло?! Ясно, что враг напал неожиданно…

– Никого, – тихо сказал вышедший из ставки Пожарский. – Пусто.

Услышав это, Васька упал на колени, поднял лицо к небу и отчаянно завыл:

– Господи-и-и!!

Князь, мельком осмотрев трупы, все понял. Между тем, к царскому шатру подбежали запыхавшиеся ратники.

– В погоню! – скомандовал Пожарский. – Черкасского сюда, Троекурова, Сулешева! Немедля!

Несколько человек бросились исполнять приказ, остальные заметались между шатрами. Василий встал и на подгибающихся ногах пошел куда глаза глядят. Споткнулся обо что-то, глянул – снова трупы. И здесь был бой, и здесь полегли наши, пытаясь спасти царя! А он – он в это время где-то ходил, выполняя лживое поручение. Охранник, твою мать! Не доглядел. Не уберег. Нет ему прощения!

– Ва-ась, – раздался откуда-то слева тоненький голосок.

Страж рывком обернулся – впереди, у чьей-то ставки, стоял в окружении иноземцев Петр и радостно улыбался. Васька ахнул. Бросился к нему, упал на колени, обнял его ножки и зарыдал…

Той же ночью, лежа на мягкой походной постели в своем шатре, Петр пытался привести мысли в порядок. План захвата царя теперь был совершенно ясен. Кто-то из наших, то ли будучи подкупленным поляками, то ли действуя по своей инициативе, известил врага о времени штурма. Безусловно, подготовились заранее – иначе откуда бы взяться копии перстня? Да и атака крылатых гусар наверняка была отвлекающим маневром. Князь, сказал Самборский. Знать бы, какой. Даже здесь, на осаде, князей немало, а сколько их сидит в Москве? Останься Козлов жив, дознаться, кто его хозяин, было бы несложно, но неведомый злодей и это предусмотрел. Н-да, враг хитер и опасен…

Мысли его снова и снова возвращались к событиям минувшего дня. Пожалуй, самого опасного за всю его жизнь. Конечно, немного стыдно за холодный, липкий страх, который буквально парализовал его в тот момент, но с другой стороны – кто бы не испугался, когда на него замахиваются саблей?

Снова и снова эта жуткая сцена вставала перед мысленным взором Петра.

… Он сидел на походном троне, от ужаса втянув голову в плечи, и ожидал неминуемой кончины. Свистнула, рассекая воздух, сабля польского пана, а потом раздался лязг металла. И ругань.

– Дьявол! Что вы себе позволяете, пан Маржерет?!

Петр разлепил веки и с невероятным облегчением увидел, что французский клинок преградил путь сабле Самборского. Тот, сверкая глазами, двинулся на капитана. Маржерет, ловко отразив пару ударов, сделал резкий выпад, и поляк рухнул к ногам Петра. Француз наклонился, поднял юного царя на руки и обернулся к соотечественникам. Те переглянулись, помялись и, наконец, один из них коротко кивнул, одобряя действия капитана.

– Быстрее, сир, – обратился Маржерет к Петру. – Здесь небезопасно. Я позабочусь о вас.

Юный царь внимательно посмотрел на капитана: не врет ли? Не попытается ли похитить его, усыпив бдительность сладкими речами? Маржерет махнул своим людям, и те выбежали из шатра. Через несколько мгновений Петр услышал голос одного из французов:

– Мы берем царя Московии под свою защиту, Панове.

Петр не сразу поверил в благие намерения соотечественников. Сомнения исчезли, когда они предложили ляхам забрать тяжелораненого пана Самборского и убираться. Те, прикинув, что их раз в десять меньше, вынуждены были согласиться.

Маржерет спрятал юного царя в одном из пустых шатров и самолично охранял до прихода русских. Он вышел лишь однажды, а вернувшись, сказал:

– Поздравляю вас со взятием Смоленска, сир. Похоже, ваши войска одержали сокрушительную победу.

– Благодарю. Но скажите же, мессир Маржерет, что заставило вас передумать? Ведь вы служили польскому королю.

– Вы, должно быть, считаете меня предателем, сир, – усмехнулся капитан. – Но нам не только было поручено доставить вас в Краков, но и обещано, что вы не пострадаете. Я не воюю с детьми. Когда пан Самборский закричал, что имеет приказ убить вас, я счел наш договор с королем расторгнутым. Но если ваше величество посчитает невозможным нанять меня после этого, я пойму и удалюсь во Францию.

– Вы спасли мне жизнь, мессир капитан, – улыбнулся царь, – и я не собираюсь брать назад свое предложение.

А потом… потом появились наши, и их радости при виде Петра не было предела. Глядя, как безмерно счастливы Пожарский, Васька, ратники, он сам прослезился от умиления и благодарности. За что они его так любят?

Петр ворочался с боку на бок и улыбался, прислушиваясь к звукам пира, доносившимся из всех шатров. Пусть, пусть люди празднуют, они заслужили…

– Ибо кто дает, тот получает, кто забывает себя, тот обретает, кто прощает, тому простится…

Речитатив пономаря убаюкивал лучше всякой колыбельной. Петр стоял, держа свечу в руках, и почти дремал. Что за охота, в самом деле, проводить службы в такую рань? Неужели они не знают, что в шесть утра лучше всего спится?

Он приоткрыл один глаз и оглядел сонные лица молящихся. Здесь, в полуразрушенном Никольском соборе Вязьмы, присутствовали и Пожарский, и Троекуров, и Васька, и только что приехавший Филимон. Оставив князя Черкасского обустраивать смоленский гарнизон, рать двинулась на восток, в столицу. Пожарский предпочел бы выступить на Новгород, пока армия на подъеме, но на Москву шло войско Заруцкого. Пришлось возвращаться.

Как вообще получилось, что у атамана хватает сил угрожать им? Ведь в реальности почти все казаки перешли на сторону царя благодаря подаркам, щедро посылаемым из столицы.

Петр украдкой почесал голову. Да, похоже, своим появлением и всем тем, что за этим последовало, он изменил историю, и теперь кое-что идет не так, как должно. Видимо, скаредный Шереметев не послал даров казакам, или их, ратовавших за Романова, не устроил молодой царь. Так или иначе, по донесениям, с Заруцким идут не меньше пяти тысяч человек. И если ничего не предпринять… Страшно подумать.

Несколько часов спустя Петр уже был в своих покоях – а в Вязьме его разместили в бывших воеводских палатах – и беседовал с Пожарским. В углу за столом пристроился Филимон с пером в руке. Верный Васька, как всегда, сидел под дверью.