Александр Афанасьев - Врата скорби. Идем на Восток

Мэтью Керзон с трудом оторвался от прекрасного вида гор за окном. Мысли его и в самом деле были далеко от истории — равно как и от гор. Боли от удара линейкой он почти не почувствовал.

— Добро пожаловать на урок истории, мистер Керзон…

Кто-то хохотнул, но тут же стих.

Сэмьюэл Мелроуз работал учителем, как работал учителем и его отец. Мать — умерла рано, от чахотки. Никто не знал о том, что вскоре после смерти матери — пьяный Джордж Мелроуз изнасиловал своего сына. А потом — повесился на притолоке.

Сэмьюэл Мелроуз, выросший не в лучших условиях интерната — заискивал перед сильными и был коварно жесток со слабыми. Детей, которых вручали ему — он старался «обломать», лишить собственного «я». Нормальной половой жизни у него так и не сложилось, тем более что внешне он был непривлекательным — худой, с большим носом и подслеповатыми глазами за толстыми стеклами очков. Чутьем опытного педофила — он выискивал тех, кто воспитывался в семье без мужчины — а потому в нем не закладывалась мужественность, и он инстинктивно тянулись к любому мужчине, который проявит к ним интерес. Таких он оставлял после уроков, завязывал с ними знакомство… а потом предлагал «сделать настоящими мужчинами». Как именно — догадайтесь сами.

Молодой Керзон его привлекал — но в то же время он и боялся его. Мальчишка был независимым… и в то же время… в нем был какой-то стержень, что-то такое, что делало его независимым даже от взрослых. Вот и сейчас — получил по пальцам, а смотрит так, как будто перед ним пустое место, стена…

Мелроуз начал краснеть, даже багроветь — но подавил свой гнев. Он умел это делать — долгий опыт выживания в обществе, нетерпимом к его «маленьким забавам» научили его быть настоящим хамелеоном. Он понимал, что если попадется здесь — то не будет даже суда. Он будет не первым англичанином, труп которого найдут в реке Кабул… если найдут.

— Мистер Керзон… поскольку вы соблаговолили присоединиться к нам, не расскажете ли вы, о чем мы только что сейчас говорили.

— О битве под Багдадом — ответил Мэтью Керзон. Еще больше — учителя в нем раздражало, что у мальчишки был живой острый ум и великолепная память. Учитель ненавидел его ненавистью троечника, ставшего отличником и учителем исключительно зубрежкой, выходца из самых низов общества — ненавистью к сыну посла и внуку морского офицера, адмирала, который хватал знания на лету, даже не прилагая к этому особых усилий.

— Вот как? И в чем же, по-вашему, заключалась причина поражения нашего экспедиционного корпуса.

— В косном и неадекватном командовании — ответил мальчишка

Ответ был неслыханной наглостью, если такое выйдет за пределы класса — даже послу придется иметь нехорошую беседу с Лондоном

— Вот как. То есть вы считаете, что поражение экспедиционного корпуса лорда Китченера-Хартумского стало причиной недостаточно профессионального командования. Командования человека, который до этого одержал немало славных побед. Что ж, мистер Керзон — не соблаговолите ли вы раскрыть нам свою мысль, а?

— Лорд Китченер Хартумский одержал немало славных побед — начал рассказывать Мэтью Керзон — но все это были победы против заведомо более слабого врага. Русских казаков никак нельзя было считать заведомо более слабым врагом, тем более после разгрома Франции и эвакуации с континента. Тем не менее — Лорд не предпринял необходимых мер, не внес коррективы в свою тактику, он упорно держал все свои силы в кулаке и ждал генерального сражения. Русские же — воспользовавшись этим, раздробили свои силы и отрезали экспедиционный корпус от моря мобильными кавалерийскими группами, максимально затруднив снабжение. Тактика русских, известная со времен наполеоновского похода, только тогда ее применили на своей земле, сейчас же русские воспользовались ей на чужой. Экспедиционный корпус проиграл сражение уже на этом этапе, отдав инициативу противнику. Рейд конной казачьей группы Бичерахова — это никакая не случайность и далеко не первый рейд, просто в этом раз — им удалось атаковать штаб. Но если бы даже Лорд Китченер не погиб — все равно он проиграл бы. Наши части страдали от отсутствия припасов — а у русских их было в достатке.

— Вот как. Интересная точка зрения. А как вы расцениваете тот факт, что русские были одеты в чужую военную форму? Разве это не подлость и нарушение законов войны?

Парнишка пожал плечами

— Военная хитрость, сэр. Они же выиграли.

Во дворе гимназии — к Мэтью подбежал его закадычный приятель, Джек Корни, сын горного инженера Корни. У Мэтью — была своя компания, и Корни — был в ее числе.

— Ух ты… здорово ты его. Не больно?

Молодой Керзон неопределенно повел плечами

— Сойдет. Ты достал?

— Ага — Джек показал, приоткрыв карман небольшую коробочку. На ребре, красивым черным шрифтом было написано: Кинох. Компания Элей Кинох — известный производитель патронов, порохов, дымного и бездымного. А у мистера Томаса Корни — было несколько охотничьих ружей, и, соответственно, все принадлежности к ним. Одно из них было совсем старое — и Джек Корни спер коробочку капсюлей к нему. Если это откроется — то не миновать серьезной порки. Но кого и когда это останавливало?

— Молодец — предводитель пацанской ватаги потрепал своего друга по плечу — тогда в пять, на том же месте. Как они будут пить чай.

— Мэтт, мне это не нравится

Молодой Керзон улыбнулся

— Мне тоже…

Пистолет они раздобыли достаточно просто. В Кабуле нет никаких проблем с тем, чтобы раздобыть пистолет. Сложнее достать настоящее, европейское оружие — но если есть деньги, то не проблема и это. Старый же пистолет — можно купить на карманные деньги или деньги, заработанные мелкими поручениями.

Этот пистолет — был выработан безвестными мастерами в конце прошлого века — хотя на нем не было клейма, удя по его состоянию и системе — именно тогда. Он видимо был разработан как оружие последнего шанса, хаудах — только менее совершенный, чем британские образы, разумеется. За основу была взята схема капсюльного гладкоствольного ружья, пистолет заряжался с дула и должен был снаряжаться дымным порохом. Если бы молодой Корни спер другой порох — дело бы явно закончилось плохо. Но он спер именно дымный, от старинного отцовского ружья, которое он держал скорее как раритет. Поэтому — что-то могло получиться.

Сам Мэтью спер большой кусок свинца. К пистолету — была пулелейка, хоть и старая и он не забыл спереть на кухне посольства небольшую кастрюлю на длинной ручке и коробок серных спичек. С этим со всем богатством, одетый как местный пацан (разница только в обуви — местные бегали босиком) — он выскочил из посольства, воспользовавшись священным для британцев «файв о клок ти» — пятичасовым чаем с пудингом. Чем дальше от метрополии — тем более свято соблюдались эти правила, и когда наступало пять часов после полудня — британцев можно было брать голыми руками. Никто ничего не заметил.