Александр Афанасьев - Врата скорби. Идем на Восток

Оружие. Оружие — сделало его мужчиной. Уже не юнцом. Оружие — то, что позволяет держать в руках и свою и чужие жизни. Вот почему афганцы — всегда покупают хоть какое-то оружие. Без оружия они не могут, оружие — племена не продают, хотя и голодают.

Конечно, этот старый пистолет и не пистолет вовсе. Так, бахалка… из него только в упор и попадешь. Ему бы револьвер Веблей-Фосбери, как в Мальтийском соколе. Угловатая и надежная штука, заряжаемая тупыми, кургузыми патронами, отрывающими сразу руку или ногу. Или Маузер — как в Унесенных смертью. Сэр Дуглас Колтрейн, второй барон Колтрейн, специальный агент на службе Его Величества. Перестрелки на смертельно опасных улицах Танжера и Кейптауна, взрыв в Гаване, захват самолета в Бомбее… Или…

Мэтью вдруг остановился. Как вкопанный. Он все-таки забрел в район вилл — и ноги сами принесли его туда, куда он идти не хотел…

Или хотел?

Очень — очень хотел?

— Нет, не хотел.

Сказал — и сам испугался своих слов. Потом — воровато огляделся, и полез через высокий, утыканный сверху битым стеклом забор. Он знал, где можно пролезть и благодарил Бога, что афганцы боятся собак. Иначе — ему крышка…

Она появилась в беседке. Когда совсем стемнело — и только одинокий фонарь — керосинка горел у входа. Проскользнула как ветерок. Уселась рядом, излучая незнакомый аромат пряностей, благовоний и духов.

Должна быть у секретного агента женщина? Конечно, как и оружие.

С Хадиджей он познакомился случайно. Англичане уважали религиозные взгляды афганцев, тем более что и у них в стране не было принято обучать детей вместе… так что в школе существовало мужское и женское крыло. У них в Англии мужские и женские школы вообще размещались в разных зданиях и часто далеко друг от друга — но здесь нормальная школа была только одна и потому мальчики и девочки учились в одном здании. Кстати, женская школа — была в Кабуле еще и единственная. Коран — не разрешает женщинам учиться, но афганские аристократы, которым потом будет не проблема выдать дочь замуж — охотно отдавали ее в британскую школу, надеясь при случае похвастаться друзьям, что выучили не только сыновей, но и дочерей. Хадиджа была дочерью не просто купца — а дочерью министра королевского правительства, жившего в Кабуле здесь, в этой самой вилле.

Как то раз — пацаны поспорили, что смогут подглядеть за девчонками — они носили паранджу, но спортом в парандже заниматься несподобно. Не получилось… многие после этой попытки кривились, когда садились на лавку. Тогда Джим Дохерти, нагловатый и совершенно сорванный малый, главарь конкурирующей группировки — при случае попытался сорвать паранджу с одной из девчонок. Они завизжала… так пронзительно и отчаянно, что Мэтт и сам не знал, что на него нашло. Просто он шагнул вперед и ударил Дохерти кулаком, сложенным так, как учил его один афганский паренек, пуштун и его друг. Дохерти хрюкнул и начал оседать…

Это и была Хадиджа.

С тех пор — они как бы встречались. Нет, это конечно было невозможно ни при каких обстоятельствах — высокородная пуштунка Дуррани и сын британского дипломата, тем более, когда одному тринадцать, а другой — двенадцать. Более того… Джек шутил на эту тему, а они не то что не целовались — он даже не видел ее лица. Она ни разу не сняла паранджу, даже для него. Но глаза… он видел только глаза, но этого оказалось достаточно. Ее глаза были огромными, и какого-то странного, светло-зеленоватого оттенка. Он никогда не видел таких глаз ни у одной девчонки. И был уверен, что не увидит…

— Привет… — сказал он по-английски

— Привет…

Он учил ее языку. А она учила его. Они обменивались письмами, пряча их в укромных уголках школы… он писал на английском, а она на пашту. Посол Керзон вряд ли знал, что его сын — уже может неплохо работать в качестве переводчика. И был сильно удивлен тому, как настойчиво его сын изучает пашту, буквально засыпая в обнимку со словарем издательства Бедекера.

— Как дела?

Хадиджа не ответила. Он сидел в двух шагах от нее, остатки света от фонаря делали ее накидку светящейся маленькими, прозрачными искрами. И чувствовал себя полным кретином — потому что не знал, что делать и что говорить.

— Что-то случилось? — спросил он и переспросил на пушту — ца пешада?

— Ты… должен прийти последний раз.

— Что? Почему последний раз.

— Ты должен уйти — повторила девушка

— Что произошло?

— Я жених.

Сначала он не понял.

— Жених? Что за жених?! У тебя есть жених?

— Ты должен уходить.

— Я не уйду.

— Уходить! — почти крикнула она

— Я не уйду — повторил Мэтт — я… ты мне нравишься. Честно. Честно — честно.

— Нельзя — сказала девушка

— Но почему?

— Ты англиз. Я пуштун. Нельзя.

— Плевать — решительно заявил Мэтт — я сын посла, понимаешь? Это очень высокая должность. Ты любишь меня?

— Ты англиз… — со вздохом сказала девушка

— Ты любишь меня? — настаивал Мэтт — скажи

Она заплакала. Как то так получилось, что он оказался рядом. И обнял ее, сам не зная, что делать…

— Хадиджа. Я честно… я поговорю с отцом.

— Нельзя — всхлипнула девушка

— Мы ничего плохого не делали. Пусть нам позволят дружить. Я скоро стану мужчиной и пойду в армию. Я смогу содержать семью, вот увидишь…

— Ты англиз…

— Да черт возьми, и что с того?! Если хочешь — я приду и поговорю с твоим отцом, хочешь?

Хадиджа покачал головой и вдруг резко обернулась, что-то услышав. Мэтт почувствовал неладное… вылетевшая из темноты палка метила в голову, но ударила в плечо, которое тут же онемело. Следующий удар — афганец нанес в пустоту, Мэтт сблизился с ним и провел правой ответный, боксерский. Как и все мальчишки — он боксировал и боксировал неплохо. Афганец свалился — афганцы вообще были слабыми на удар. Услышав сопение — он снова развернулся на сто восемьдесят. Выхватил из-за пояса пистолет.

— Дреш! — слова как то пришли на ум сами собой — фаери мекунам!

Афганцы — их было трое, на них были белые, заметные даже в темноте одежды — резко, как вкопанные остановились. Потому что эти слова — часто слышали на улицах ночного Кабула, и означали они — стой, буду стрелять. Тот, кто не останавливался — потом мог жаловаться исключительно Аллаху Всевышнему…

— Дреш… — повторил Мэтт, взводя курки.

Их было трое — а стволов два и один не заряжен. Но афганцы не посмели тронуться с места. И Мэтт с холодным удовлетворением отметил — и эти боятся. Трое — боятся одного. Хорошая штука оружие…

— Дреш… — еще раз повторил Мэтт и сделал маленьких шажок вперед — тер ша.

Афганцы — сделали шаг назад.

— Что происходит?

Сказано было по-английски. Афганцы отступили и поклонились.