Роман Тюрин - Скрамасакс

На пороге появился Беляш — воробей занервничал.

Передав птице картинку, как обнимаю Беляша — послал ей сигнал — волк друг, и одновременно свободной рукой потрепал по холке подошедшего хищника. Зверь как всегда был хладнокровен — воробей абсолютно не вызвал у него интереса, волк лишь меланхолично обнюхал нахохлившийся комок, а вот нахальная птица, успокоившись моим внушением, через пару мгновений прыгнула ему на голову и стала шебуршиться в густой шерсти. Беляш как тот удав — был совершенно спокоен, однако невозмутимость его продолжалось недолго, и через пару секунд зверь, от удовольствия прикрыв глаза чуть ли не замурлыкал, видимо, манипуляции воробья, ему дюже понравились.

Тем временем я переключился на продолжающих резаться в воробьиные игры сородичей птахи. Объектов ментальной атаки вышло штук двадцать, однако всё прошло как по нотам: птицы резко прекратили возню, пристально посмотрели на недоумевающих стражников и сердито чирикая, ринулись в бой. Воины, не ожидая такой наглости, с громким, безумным криком бросились наутёк.

Наблюдая за этим, я заржал словно конь, сверху — из открытого окна, донёсся тихий смех деда. Прекратив копаться у волка в шерсти, прирученный мной воробей, поспешил к стае, у них началась новая игра…

Беляш разочарованно вздохнул, я встал, и было направился в дом, но не успел — остановил меня весёлый возглас:

— Что это с птицами? — обернувшись, увидел практически точную копию Хала.

Гость, задорно лыбясь, сходу поведал увиденное:

— Там, возле конюшни, стая воробьёв атаковала наших бесстрашных нукеров и весьма их обгадила.

Улыбнувшись сказанному и поняв, кто передо мной, собственно, стоит, я высказал предположение:

— Ты, по всей видимости, Ибрагим — брат Халиля… — в ответ последовал кивок.

— А меня Романом зовут, — представившись, протянул ладонь. Рукопожатие оказалось крепким.

Подмигнув, гость поинтересовался:

— Ну, где мой братишка?

— У себя в горнице, иль кручинится, иль мебель ломает — не знаю.

Так я и познакомился с третьим претендентом на царский престол. Впрочем, как потом выяснилось, ханских амбиций он нисколечко не испытывал. Жизнь свободным от бремени власти его полностью устраивала. Ибрагим оказался весёлым, жизнерадостным балагуром и отношения у нас наладились почти моментально.

Знаете, что поразило меня больше всего в Казани, нет не архитектура и красота древнего города, а люди, конкретнее — социум. В круговороте жизни местного аналога мегаполиса мирно уживались различные народности и религии. Само собой — мусульманская община преобладала, но помимо последователей Магомеда тут жили православные и даже иудеи. Мечети находились недалеко от синагог поблизости с церквами. Христианами были преимущественно русские, хотя зайдя в храм — поставить свечку и отдать записочки за здравие родных, я заметил там и татар, и башкир, может, присутствовал ещё кто, не знаю, поскольку с антропологией у меня не очень. Иудейская община Казани представляла собой — осколки хазарского каганата, увы, в синагогу нас не пустили, по всей видимости, охота за сионскими мудрецами, тут ещё не началась…

Мечеть Нур-Али величественно возвышавшаяся на территории дворцового комплекса была очень красива, как снаружи, так и внутри, но по сравнению с тем же Владимирским Успенским собором показалась мне какой-то пустой, как в видимом плане, так и в незримом. Задав учителю по данному поводу вопрос, получил достаточно очевидный ответ:

— Намоленных икон, аккумулирующих энергию верующих — нет, а эгрегор Ислама для тебя — адепта другой религии, как бы не существует, — я в принципе, сам мог догадаться.

Народ в мечети тоже был разношёрстным и вообще, как показалось, город жил, невзирая на национальность и религию — большой дружной семьёй. Рабство место имело, но оказалось не столь распространено, как я думал. Казанцы в отличие от тех же Касимовцев, справедливо опасаясь ответки, крестьян по беспределу не обижали. Воевали исключительно с землевладельцем и в случае успеха, вассалы поверженного противника налоги начинали платить победителю, в принципе, для деревенских ничего не менялось. Захваченных на поле боя неприятелей обычно выкупали свои, пленники, ожидая вызволения, скорее были ограниченными в свободе передвижения гостями, чем арестантами. В рабство же, обычно попадали за долги и то, продолжительность пребывания в неволе ограничивалась временем — "вот тебе бабушка и Юрьев день". Рабами числились люди различных этносов, как славянских, так и тюркских, отношение к ним со стороны хозяев, при поверхностном взгляде казалось лояльным — всё же бывшие соседи, может даже друзья, как говорится — дружба — дружбой, а денежки врозь.

После описанных выше событий, приведших нашего прынца на ханский престол, в дальнейший путь мы отправились лишь три дня спустя, хотели тронуться следующим, однако Халиль — хан с нами, по понятным причинам, продолжить путешествие не мог, вот и уговорил погостить.

Всё это время из-за стола почти не вылезали, один за другим шли пиры. Я стал наречённым братом Казанского хана, Хал заявил о том во всеуслышание и отношение придворных к моей скромной персоне моментально улучшилось. Были и казни — куда при смене власти без оного, наша ватага на них не присутствовала — в это время мы знакомились с городом.

Хан Халиль, вообще, уговаривал перезимовать во дворце, однако в связи со спешкой — получил твёрдый отказ, потом тот стал настаивать на сопровождении экспедиции отрядом его нукеров, ввиду специфики предприятия это предложение дед также отверг.

Атанас на следующий день после переворота, увидев команду в добром здравии, был просто счастлив. По поводу нашей судьбы в городе ходили слухи — один страшнее другого. Он как тот шахид, заминировав судно, живым сдаваться не собирался, вот ведь мужик — а с виду не скажешь.

Аяз, глава башкирского семейства, не теряя надежду, также дожидался нашего возвращения. В качестве благодарности за избавление из плена и возврат общественного добра, тот настоял на включении в состав команды своих сыновей Таймаса, Ульмаса и Тукая. Гребцы, да и местные проводники были необходимы, а поскольку, старший из братьев, по словам отца, не единожды ходил на Урал и знал его, как свои пять пальцев, то нас стало семеро.

Встречное течение Камы могло крайне испортить всё плавание, однако выручил ветер — тот дул куда надо, и под его мощным напором, паруса, напоминающие барабан, стремительно влекли струг к вожделенной цели. Если бы не он — гребли бы и гребли, но слава богам, вёслами мы только подруливали.

Как я понял дедовы объяснения, путь наш лежал в район приуралья — в современный мне Пермский край, миновав Ягошиху — село, которое впоследствии даст начало миллионному городу, свернём на Чусовую, дальше Усьва, денёк и на месте. Старец обитал, где-то там.