Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Какой прекрасный вечер!

Зря! Ох, зря выблядак Гитлер полез на Польшу со своим «Ультиматумом»!

Смакчить струк яму, а не Гданьск с «данцингским коридором»!

«Сабли в длонь!» — в едином порыве поляки, украинцы, беларусы - все жители Второй Ржечи Посполитой поднялись на защиту родной страны.

Польша была полна решимости доказать свою значимость и Европе, и всему миру!

Англия и Франция, гарантировавшие Польше поддержку в случае войны — добавили гордым потомкам «шляхтичей» уверенности и смелости.

Расставаясь, приятели ещё раз сообщили миру:

Бубнит очередную пакостную историю Злабович. Гладят пальцы маленького коня. Срезает нож очередной бугорок на гриве деревянной лошадки. Бежит коник, вьётся на ветру длинная грива, спешит на призывный звук кавалерийского горна. Тяжело вздыхает Юрась, вновь погружаясь мыслями в первый год войны.

Мартовский призыв военнообязанных был краток — всего на пару недель. Напугавшийся больших потерь в предстоящей войне Гитлер пошел на переговоры. Жизнь простых людей вернулась в привычное русло.

Вновь по напевному сигналу трубы в четыре тридцать утра гродненские уланы вставали, ухаживали за конями, выстраивались по «тревоге», ходили на учения и стрельбы.

Повара-кашевары трудились как бы ни больше всех. Встать раньше, растопить плиту вскипятить чай, сварить кашу к пяти пятнадцати. Потом готовить обед, ужин.

Офицерам и унтерам готовили особо.

Пока служил «срочную», Юрасю пришлось и на кухне работать, и солдатскую науку осваивать: кашевар считался, прежде всего, уланом, а потому привлекался на большинство занятий.

В первое время было тяжело. Спать, спать — хотелось всегда и везде. Канецкого научили стрелять, окапываться, маскироваться, защищаться самому и защищать коней от химических атак…. Больше всего ему нравились выезды на маневры и учения. Конечно, жить в светлой с «центральным отоплением» и уборной-«канализацией» казарме не то, что в вёске с колодцем во дворе. Всё же что-то такое было в жизни среди леса или луга. Словно они меняли людей, становившихся иными: Юрась не мог подобрать умных слов, чтобы описать свои ощущения.

После полутора лет, срока обязательной службы, он остался вольнонаёмным.

Жалованье небольшое, хотя если не роскошествовать, то можно и жильё снять, и семью создать.

«Могутный хлопец» Юрась готовил обед, когда чистый певучий голос сигнальной трубы пропел «Тревогу» Двадцать третьему полку Гродненских уланов. 24 августа 1939 года Виленская кавалерийская бригада получила приказ на передислокацию южнее Лодзи в состав резервной армии «PRUSY».

Веселье и грусть, надежда славы на поле боя и тревога за близких, радость от смены приевшейся рутины — да и много ещё чего намешалось в эмоциях молодых и сильных мужчин — красы и гордости Второй Речи Посполитой.

Погрузившись в поданные на станцию вагоны, полк убыл навстречу своей судьбе: разгрому в боях из-за, гибели для одних и плену для других.

А Юрась продолжил готовить теперь уже только для нескольких солдат, оставшихся для охраны военного городка, почти пустых складов да десятка лошадей.

Гулкая звенящая тишина казарм, плаца, учебных классов, и тренировочных полос ещё пару дней назад наполненных гомоном большого количества людей и животных.

Теплый ветерок ранней осени неспешно гоняет лоскутки далеких звуков: негромкого разговора, скрипа двери, клочки мелодий радио или патефона.

Военный городок замер. Он ждет, когда его вновь наполнит мельтешение живых: шумных, вздорных, веселых, злых — он ожидает людей.

Где-то там вдалеке, идут смертельные бои и схватки. Льется кровь, горят машины, гибнут люди и животные. Но это там. Где-то.

Первого сентября немцы атаковали Польшу.

Началась мобилизация. Юрась вновь надел форму, получил оружие и снаряжение. Он опять стал уланом.

Слухи, слухи, слухи. Они множились и разрастались. Варшавские газеты и радио захлёбывались от описаний героических подвигов и успехов польских войск.

На первых полосах фотографии героев таких, как подполковник Леопольд Памула, замкомандира бригады перехватчиков. Подбив в бою два бомбардировщика, он на поврежденном самолете таранил один из трех атаковавших его «Мессершмитов-109».

По газетам Войско Польско вело успешные сражения, но бои шли всё ближе, ближе…

Семнадцатого сентября с востока в Польшу вошла Красная Армия. Начались бои в Западной Беларуси.

Через несколько дней прошел слух о разгроме Польши. В Поставах появились красноармейцы.

В расположение полка они прибыли на легковушке непривычных очертаний и маленьком грузовичке с фанерной кабиной.

Офицер и три унтера. Плюс десять пехотинцев во главе с капралом.

— Трофейщики. Будут описывать и осматривать. Всё, что найдут… Э-э-х!

Вахмистр Мацей Ховорницкий не скрывал ненависти к захватчикам. Ещё накануне он отдал приказ снять караул и открыть склады для жителей. Там оставались совсем крохи, но пусть уж лучше пригодится обывателям, чем достанется оккупантам. А рано утром уланы попрощались со своими боевыми сослуживцами — конями и отогнали их на дальний луг. Бесхозными лошади пробудут недолго. Крестьяне из вёсок приберут и приветят стареньких, а порой не совсем здоровых животных.

Не было в расположении полка и оружия. Вообще никакого.

Через некоторое время у входа в трехэтажную казарму, где стоял старший офицер группы, начался скандал: мягкую тишину пустоты взорвал грубый непривычный русский мат.

Красный командир был недоволен отсутствием ощутимых материальных ценностей, а особенно лошадей:

— Идиоты!…….!

— Где….. эти… кони! Их что…?

— Какого… вы вчера…щелкали? Думаете эта… «европа»… не умеет?

— ….!…….! Хоть…, но ищите! Меня командование за такой учет и…, и высушит!

— Суки щелястые учтите, меня поставят…, но я и вам….!!!

Где только набрался стольких грязных ругательств толстенький с бритой головой офицер, знает только Бог. Юрась с вахмистром слушали и морщились. Непривычны были они к такой брани. Ведь что лежит в основе беларуских и польских ругательств? Проклятие!

«Каб ты… Каб табе…». А тут!? Морщились, но слушали и радовались, не без того — хоть в малости, но попортили кровь старому врагу!

Метались по части унтера и солдаты, ругался и ярился их командир, а бывшие, теперь уже бывшие уланы обнялись на прощание и разошлись в разные стороны. Первый этап войны они проиграли, но они были живы, а значит всё ещё впереди.

Между тем, среди приехавших, нашелся бывший кавалерист — Иван Николаевич. Он-то и сообразил своей привычной к выдумкам головой, как вернуть спрятанных лошадей.

В помещениях полкового оркестра нашлась старенькая труба-корнет. Вот на ней он и играл, пока хватило дыхания, старинный кавалерийский сигнал: «Сбор».