Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Я ведь своими ушами слышал, когда проходил мимо штабной братии, как мне в спину «шипели».

— «О… — Адамович пошел — со своими бандитами».

Мне тогда даже нравилась и душу грела… и даже где-то льстила — подобная формулировка. У нас ведь даже с особистами были «нормальные» отношения. Они были нашими соседями по дивизионному тылу и нас «уважали» и в «душу не лезли». С нами просто предпочитали не связываться, зная, что разведрота никому ничего не прощает. Угрожать нам штрафной ротой или расстрелом… — это просто бессмысленно. Смерть для нас была ежедневной спутницей, а других «рычагов воздействия» на нас — у них не было. Терпеть мы могли недолго, да и прощать не умели. Особисты… они ведь тоже люди — и жить хотят. А то выйдет такой товарищ утром из землянки и сразу на мину наступит… Или его непонятно кто в плен утащит… Всякое ведь на войне случается.

… я стоял на правом фланге и молчал. Стоял в строю и смотрел на красную морду пьяного майора, который налившись дурной кровью, бегал вдоль строя из остатков нашей разведроты и, угрожая пистолетом, орал нам всем в лицо.

— «Трусы!»

А потом, наконец, мы пошли спать. А ночью — опять через нейтралку в немецкий тыл пошли. И снова разведпоиск, который у нас назывался просто — «Выходом на работу». И мы потеряли сегодня ещё четверых… Ещё четыре хороших парня легли в землю. Но взяли мы немца. ВЗЯЛИ!!!

Свою передовую мы ночью пересекли незаметно и завалились в блиндаж к начальнику.

— Хотел «языка»? — спрашиваю я эту суку — начразведки. А он смотрит на меня и ничего не понимает — радуется. Радуется, какой он гнида правильный — сумел нас вдохновить своей речью.

— Держи, — говорю, — он твой!!! — и выстрелил немцу в башку…

Следующая пуля досталась майору…

И никто не выдал. Никто ничего не видел. СМЕРШ целый день «землю рыл», но ничего понять так и не смог…

А мы — все оставшиеся, сидели в землянке. И нам… нам было — все равно, потому что этой ночью опять «идти на работу» — за языком. Задачу-то рота так и не выполнила. Завернувшись в трофейную куртку — «лето-осень», я завалился спать… Хорошая у немцев куртки, утепленные. Их выпускали для десантников и разведчиков, с одной стороны маскировка — «лето-осень», выворачиваешь на вторую сторону — «белый окрас»…

Вынырнув из липких объятий сна и открыв глаза, я увидел не бревенчатый накат землянки, а обычный потолок дома… Сон, вернувший меня на войну — все ещё жил во мне. Я жил и чувствовал себя обычным разведчиком. Необъяснимо что-то менялось во мне… Отчего-то я начинал чувствовать себя не как много поживший старик, а как Серёга. Из здесь. Все мы тут в разведке — «ломом опоясанные»…

Разведчики и диверсанты — это единственные люди в армейских рядах, которые всю войну провели, как говорится, лицом к лицу с врагом и со смертью. В буквальном смысле… И любой фильм ужасов покажется вам лирической комедией после честного рассказа войскового разведчика о том, что ему пришлось увидеть и испытать в разведке. Нам ведь очень и очень часто приходилось немцев не из автоматов убивать, а резать ножами и душить руками… Сами вдумайтесь, что стоит за фразой «я снял часового» или «мы бесшумно обезвредили охрану…».

А. Драбкин. «Я ходил за линию фронта». Откровения войсковых разведчиков, М., «Яуза» «Эксмо» 2010 г. с. 101–153.

А я перекрестился и пошел устраиваться в милицию. Оказывается, устроиться — так как я, это очень большая удача. Никогда бы не подумал. Ладно, посмотрим. Утром собрался, побрился и пошел. А опасная бритва при вдумчивом использовании бреет получше всяких разрекламированных трех или пятилезвийных «ненашенских». Единственное, что мороки побольше. Но тут как-то никто никуда особо не торопится. Ритм жизни другой. И бриться можно реже соответственно. Пришел я в ГорОтдел. Предъявил направление на входе, и отправили меня — сначала к начальнику, потом в кадры. И стал я командиром взвода ППС. Пока оформили, пока туда-сюда. На второй день вовсю «знакомился со спецификой». Априори подразумевалось, что я пока — «не в теме». Замкомвзвода — старшина Фесюк, водил меня по городу и показывал; что, куда, где… А я все больше помалкивал и кивал с многозначительным видом. Делал вид, что очень серьезный молодой человек. Только не очень большого ума. Во взводе двадцать три человека. Некомплект. Но скоро обещали пополнение. Пока будем обходиться тем, что есть.

Попал я как всегда, в период — «перестройки»…

15 марта вышел указ, и все народные комиссариаты теперь переименовали в министерства. Соответственно Народный комиссариат Внутренних Дел стал знакомым мне МВД, а НКГБ — МГБ. Народ вокруг пока тоже привычно путается в названиях. Да-а… вот и выяснил все что хотел. Только что это дает? 4 мая министром государственной безопасности стал начальник ГУКР «Смерш» Виктор Семенович Абакумов. Кто это — объяснять никому не надо. А вот какие последствия будут — это вопрос. Слухи ходят самые разнообразные. Вот и сейчас мне с удовольствием сообщили последние: «Милицию обещали перевести в ведение МГБ. Что-то у меня нездоровые ассоциации с этой аббревиатурой и конторой. Хотя… где они — и где я. Кому какое дело до заштатного Мухосранска. Но опять же говорят — МГБшники зашевелись. Ищут человека в военной форме, возможно действующего военного — положившего трех человек. Может это шпион. Но к чему его привязать, пока не придумали. Мертвецы — урки, и что шпион мог с ними не поделить не очень понятно. Но версий много.

За неделю «вжился» в ритм. Потихоньку перестаю «заикаться» — «как и обещал доктор». Биография моя никого особо не интересует — не стоило так сильно беспокоиться. И память восстанавливается. Тут врать оказывается — в порядке вещей. Такие байки рассказывают — закачаешься. С выдумкой врут. Сергиенко: «… три танка подбил! Представляешь… — с одним штыком остался…!!! Вот тут-то и пришлось мне отступить! Но на обратном пути — офицера в плен захватил…! А дело значится, было так…». Врет зараза, но как завлекательно. Все с удовольствием слушают. Особо никого правда не интересует. Все нахлебались. Может и правда — только у него так плохо было, а вот у остальных…

О будущем в основном мечтают — «вот скоро…». Да о сегодняшнем дне беспокоятся. Жара наступила и все мысли, как бы чего не вышло. Приметы больно худые.

А служба? Служба — как обычно. Пьянки, драки, поножовщина, пьянки, семейные скандалы, дебоши, пьянки… Рутина.

Я все думал, что меня ещё напрягает — подспудно как-то гложет что ли? Так вот это был — энтузиазм. Свет, какой-то в глазах у людей. Да — разруха… да — голод… Неустроенность эта бытовая — когда нет ни хрена. А ведь у людей тут надежда была. Вернее есть. Ведь какую войну осилили. Надежда и вера… Нет, не так — ВЕРА! В это — мое «светлое будущее». В то, которое для меня давно наступило и где я жил… Расскажи я им — про то будущее, которое наступило… не поверят мне. И будут правы. Это что ж получается — зря все?! Я может и пессимист — этого у меня не отнять, но такую правду я как-то не готов никому рассказывать.