Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

С 1922 года название страны — БССР (Белорусская Советская Социалистическая Республика). После распада СССР Республика Беларусь становится правопреемницей БССР.

На основании договора о разделе сфер влияния между Германией и СССР, в сентябре 1939 года советские войска заняли территорию Западной Белоруссии.

Часть территории вместе с городом Вильно 1939 была передана Литве. В 1940 году также Литве был передан город Свенцяны с окрестностями и некоторые другие территории.

В 1939 году часть Полесья была передана Украине.

По некоторым подсчетам, в результате воссоединения Западной Белоруссии с БССР были репрессированы 130 тысяч жителей Западной Белоруссии, из которых около 30 тысяч было расстреляно.

Наш экспресс прокатился до Витебска и там мы встали. Фигня эти теплушки. Вполне себе нормальное средство передвижения. Спал я на охапке сена, жрал из котелка и ничего. Тут на Узловой нас тормознули, и наш военный эшелон начали переформировывать. Народ рванул по окрестностям, оставив часового в вагоне. Меня за каким-то чертом понесло вперед. Решил я полюбоваться на работу маневрового. Овечка [29] Паровоз Ов-1534 («Овечка»). Паровоз времен революции и гражданской войны. Паровоз серии О — («Основной») является первым паровозом, ставшим основным в парке железных дорог России. Эта машина, появивилась в начале 90-х гг. XIX в., была типичным представителем старой русской школы паровозостроения. Четырехосный локомотив. бодро сновала туда-сюда… а вот дальше… — мне несколько не понравилось. Нам подали и прицепили впереди паровоза платформу обложенную мешками с песком и вооруженную пулеметами. Её сопровождали солдаты во главе с сержантом — немолодым мужиком. Епть! Это что? Прямо как в кино про немцев? Передо мной красовался паровоз, а перед ним стояла платформа обложенная мешками с песком и вооруженная пулеметами. «Прогнило что-то в датском королевстве…».

Прямо прифронтовая полоса какая-то.

Это-то ладно. А вот выводы из этой картинки мне не понравились напрочь. Если эту штуку ставят. Значит, она нужна. А нужна она, если есть опасность. И опасность нешуточная. Такую хрень применяли от партизан. Но сейчас сорок шестой — мы победили! И если она есть — не все так гладко. И наше присутствие здесь тому лучший пример. А это означает реальное существование и немалую опасность от кого-то. От ерунды не стали бы прицеплять. О-ё… тут по ходу война кругом. Если я не ошибаюсь. А я не ошибаюсь…

Вот тут поневоле поймешь правильность поговорки из моего времени: «Информация правит миром!». А у меня её — хрен, да еще немножко. Но вот вывод — неприятен. Значит это, что власть не контролирует ситуацию… и это правда, как не крути.

Пойду, почищу еще раз пистолет… пистолеты.

К обеду прибыли в столицу БССР — город герой Минск. Только вот уточнять уже он — «Герой» или только станет, нисколько не хотелось.

Пока мы ехали через предместья на меня начало накатывать. Я много читал, смотрел передачи… НО ВСЁ ЭТО, БЛЯ — НЕ ПЕРЕДАЕТ И СОТОЙ ЧАСТИ ЛИЧНОГО ВПЕЧАТЛЕНИЯ!!!

«Лунный пейзаж», как очень часто пишут в постапокалипсисе. Вот тут я его увидел вживую!!!

Груды битого кирпича, остовы зданий, тропинки, через перекрученные огнем и разбитые снарядами дома… — бывший город. Я ведь помню… ПОМНЮ! Красавец-город с асфальтом, метром… с улицами и площадями. Я помню улыбающиеся и счастливые лица… До этого — да, я много видел. И разбитые здания, и все такое… — следы войны. Но тут — АУ-У-У…!!! выбито и выжжено всё. Просто всё…

Прибыв к зданию вокзала, мы остановились. Там прочли маленькую речь, и нас направили в областной центр.

По прибытии туда последовала команда: «Выгружайсь!». Мы выгрузились… рядом с путями стоит чумазый пацан. Лет пяти-шести. За руку его держит девчушка на пару лет старше… они просто стоят и смотрят. Пацан одет в немыслимое рванье с чужого плеча. С подрезанными рукавами взрослого пиджака и чужих брюк. Девчонка в сером платьице из мешка…

У обоих насквозь прозрачные лица от голода. Пронзительно-голубые глаза одного и карие второй, говорят о том, что они не брат и сестра. Что их свело на дорогах послевоенного государства? Они обреченно стоят.

Встречают кого-то.

Может, ждут батьку — с бессмысленной надеждой, что вот именно с этого поезда сойдет он — большой и крепкий. Он крепко-крепко их обнимет… и станет всё — как было когда-то… — станет замечательно и здорово. Наступит счастье. Большое и счастливое. Батька накормит и обогреет… Убережет и защитит от… От этого черного и страшного, что их окружает каждый день.

Они не попрошайничают.

Они просто стоят и смотрят на нас с затаенной надеждой… И ждут! Ждут… Ждут, несмотря ни на что. В их больших глазах горит надежда. Надежда на будущее счастье, которое наступит, может сейчас — через пять минут, а может уже завтра.

Они просто живут этой самой надеждой…

Ведь не может быть всегда так плохо…

Я много раз видел на экране эту картину. Менялся цвет кожи детей. Менялся покрой одежды. Но они всегда стоят у дороги и ждут… ждут…

— Строиться!!! — прозвучала команда, прервав мои мысли.

Построившись, мы пошли.

А мальчишка с девчонкой с тайной надеждой в глазах стояли сбоку. И смотрели…

Вглядывались в каждое лицо.

А вдруг отец уже здесь… он просто не узнал выросшего сына или дочку… Вот и стояли они на обочине пропуская мимо себя наш строй. Кто-то, выбежав на секунду, сунул им в руки пару кусков хлеба. Эта насквозь привычная картинка быта огромной страны, прошла мимо меня. Страны победившей в Великой войне, раздавившей фашизм — ради вот таких вот детей, оцарапала мне сердце.

Уже идя на сборный пункт, наша колонна — по три, втянулась зеленой змёй между двух бревен входа распредпункта. И замерла. Что тут творилось… — жопа. Как там? «Пожар в борделе вовремя наводнения»? Народ, преимущественно в военной форме бегал взад и вперед. Кругом крики: «Банда прорвалась», «Ты, куда тащишь пулемет, козел!», «Давай на тот угол…» и прочие, давали смазанную картинку происходящего. Было понятно, что-то происходит. Но вот что? Фигня какая-то…

Тут. Вот тут в первый раз — меня посетило чувство дежавю. Страха не было. Откуда-то простучала очередь станкача, пара выстрелов из винтаря. Я первый раз здесь понял, что меня могут убить. Просто убить. А страха не было — совсем. Дурацкое состояние. Наверное, я уже отбоялся или это чужая привычка. Конец сентября. Блеклая зелень травы… или яркая? Нет, осень уже началась, но все еще лето. Яблоки в садах вовсю. Все овощи созрели. Картошку выкопали… над головой голубой купол неба без облаков. Красота… Прямо даже умирать не охота. Хотя умирать неохота и даже в самою жуткую стужу… Да и вообще никогда! Жить — оно всегда охота.