Александр Забусов - Войти в ту же реку [= Перевёртыш] [litres]

– Не-ет!

Дежавю какое-то. Перед глазами «встал» образ Ольги. Этого еще не хватало! Отогнал наваждение прочь. Попытался оторвать девушку от себя.

– Нет! В меня!

Т-твою ма-ать!.. Кончил, заполнив спермой влагалище одноразовой партнерши.

– Зачем?

– Не твое дело!

Глаза прикрыты, улыбка на красивом лице. В дверь громко постучались, мужской голос из-за двери требовательно спросил:

– Стефани, ты здесь?

– Да! Конрад, что у вас случилось? Почему музыки нет?

Из-за двери ответили, уже не так напористо и волнительно:

– Будь там. К нам полиция приехала. Парня в туалете кто-то убил.

– Кошмар!

– Будь там.

– Хорошо.

Их так и не побеспокоили. Сумерки утра заставили подумать о том, что пора уходить. Родина ждет! Голышом лежали на диване. За ночь подружка выжала его как лимон.

– Я увижу тебя еще?

– Вряд ли.

– Жаль.

– Зачем тебе это было нужно?

– У меня через две недели свадьба, а Михель не может иметь детей. Так уж вышло. Вот и отпустил меня на «охоту», и я тебя поймала. Тебе не понять, когда две богатые семьи решают объединить капитал, их главы идут на самые крутые меры. Не самый плохой вариант обновить кровь с кровью русского мужчины. Говорят, у вас самые здоровые дети родятся.

– Откуда…

– Я филолог. Тот, кто ставил тебе тюрингский диалект, добивался произношения, не являлся природным немцем, скорей всего сам учился у носителя языка… Ты не думай, я никому не скажу про то, что это ты совершил убийство…

– С чего ты взяла?

Хихикнула.

– Не смотри на мою взбалмошность. На самом деле я умная. Сопоставила все события по времени. Тебе, наверное, пора уже?

– Это точно.

Поднялся. Не одеваясь прошел к зеркалу умывальника. Н-да! Помяла его немецкая малышка. С большим удовольствием вымылся по пояс. По-хорошему ему бы в душ! Но, что есть, тем и воспользовался. В голову пришла шальная мысль. Убрать свидетельницу его пребывания в этом заведении… Сириец бы так и поступил. Только уподобляться Мастеру не хочется, да и после проведенной с девушкой ночи не можется. Другой он!

Стефани не то чтоб с удивлением, но с интересом рассмотрела Михаила. Вслух сделала вывод:

– О! Да ты моложе, чем я думала. Такой молодой, а уже шпион!

– Не говори глупости!

– Одну все же скажу. У меня родится красивый и здоровый ребенок…

К машине подходить не решился. Если «сдали» один раз, вполне могли повторить попытку. Поездом проехал в южном направлении. Когда до границы теоретически осталось доехать чуть-чуть, сошел в небольшом городишке. А вот границу ему все же придется переходить по старым документам. Попадется дотошный погранец, начнет в паспорте искать расхождения с натурой. Гримера нет, грима тоже. Значит, нужно «поторговать» фейсом.

Походил, поглазел, подождал, как стемнеет и народ в гаштете «нальется» спиртным, вошел в большое помещение пивнушки. Повезло, сегодня суббота. Немцы народ дисциплинированный, и уже в воскресенье, перед началом рабочей недели, спланированный им «номер» вряд ли прошел. А вот сегодня запросто все получилось! «Нарвался» на пьяную компанию, «напросился» на драку… и пожалуйста, после доброго удара в переносицу лицо выглядит великолепно. Можно спокойно проходить пограничный контроль. Придирки, конечно, будут, может, и «топтуна» подцепят на хвост, но границу он пройдет.

…Прыснул смехом, увидев физиономию Михаила, сразу так и не узнал с подпухшими синяками под обоими глазами, но… опознались. Не то по простоте душевной, не то с затаенной издевкой спросил:

– Удачно съездил?

Михаил ответил ему в тон, теперь уже вызвав смех:

– Как видишь! Факт на лице!

Сидели за столиком в гаштете «Элефант» центральной ратуши Веймара. На улице вечер, прохладно из-за легкого ветерка, даже в окно смотреть не хочется, а в зале народ отдыхает, жизни радуется, пивом наливается. Тепло! «Близнец» над столиком поднял большой стакан с янтарным напитком, произнес как тост:

– Спасибо за «отпуск»!

– Рассказывай.

– Разместили нас в гостинице «Zur Sonne», это отсюда полкилометра будет, направление…

– Как добраться, знаю. Дальше говори.

– Номер двадцать шесть, ключ у портье.

– Понятно.

Общество парня начинало напрягать. Не то чтоб предубеждение какое или не нравился. Просто «протечка» имела «выросшие откуда-то ноги», заставила напрячься на ровном месте. Это-то и бесило.

– …Я пока с этими безбашенными туристами пошлялся, словно на Родине побывал. Им достопримечательности показывают, а они на витрины глазеют. Не поверишь, в спортивном магазине на полке адидасовские кроссовки выставляли, сорок девятого размера. Ха-ха! Наши выкупили, Денис Васильевич сказал, что куму его в самый раз будут. Ты б видел глаза немки, что товар отпускала… Ха-ха!..

Каретников усмехнулся, подколол комитетчика:

– Хочешь, вернуться помогу?

– Ха-ха! Не-е! – тот помотал головой.

Спустил молодого офицера на грешную землю:

– Тогда расходимся. В куртке на вешалке остаток денег. Куда денешь, тебе решать. Документы после перехода я уничтожил. Машина на той стороне осталась, а ключи вот…

Двинул по столу брелок с ключами от «мерина».

– …припарковал в Бонне, неподалеку от жэдэ вокзала.

– Это нормально. Наши «миссионеры» заберут.

Пропустил мимо ушей.

– Теперь прощай.

– Прощай. Да! Чуть не забыл. Пасли меня всю дорогу. Слежку только вчера сняли. Потому я сегодня расслабился.

– Точно?

– Точнее не бывает. Прощай.

Разошлись как в море корабли. Каретников, допив пиво, не мог отказать себе в такой малости, как прогулка по городу. Сыро, мерзко – плевать! Этот город он любил. Свою офицерскую службу начинал в ДШБ, в Норе, это неподалеку от города. Там сейчас штаб восьмой гвардейской армии размещается. Да! Так вот! Потом перевелся в осназовский полк. За три года сроднился с городом. Уезжая, с мясом отрывал эту любовь от своей души.

Кутаясь в свою прежнюю куртку, в которой приехал в ГДР, неспешной походкой по ухоженным тротуарам дошел до вокзала. Х-ха! Мелковат веймарский Bahnhof. А раньше казался куда как круче! Ностальги-ия-а!

Нырнув в подземный переход, выбрался на задней стороне вокзальных перронов. По тропинке, которую знают лишь местные, сокращая путь раза в три, вышел к брусчатке мостовой, ведущей в Бухенвальд, музейный комплекс концентрационного лагеря. Туда он точно не ходок. Неизвестно, как другие, а у него настроение падало вниз еще у лагерных ворот. Читая надпись на них, «Jedem das Seine», зубами скрипел.

«Каждому свое». Это высказывание использовалось еще в античной Греции, где оно являлось классическим принципом справедливости. Немцы истолковали его на свой лад, взяв слова из седьмой заповеди католического катехизиса, гласящей «Gönn jedem das seine» – «Предоставляй каждому свое»…