Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Посмотрела я на дядю Семёна искоса, подмигнула, да на подоконник указала: там, в погребочке малом под подоконником, хранятся у нас нерушимые запасы хорошего алкоголя. Дядя Семён без слов меня понял: мигом извлек початую бутылку коньяка "Васпуракан", две стопки и палку подсохшей чудесной колбасы "Брауншвейгская", которую ели мы медленно и с уважением к её дефицитности и высокой цене. Георгий Иванович пытался было заерничать, отказаться хотел от угощения, а потом рукой махнул, — рабочее время давно истекло, по домам он ходит явно по своей инициативе, — почему бы и не хряпнуть рюмашечку благородного напитка. Только велел отчиму и мне налить, — тот и налил — чайную ложку, для приличия.

Может, и надо было мне уйти спать, но разве поздний час удержит любопытную Зойку от возможности узнать что-то интересное? Нашла себе дело: колбасу нарезала тоненько, хлеб темный "Бородинский" достала, — он так подходит к бутербродам…

Выпили мужики, ухнули, и стали беседовать. Оказывается, у участкового к нам немало вопросов: во-первых, кто из пацанов-хулиганов периодически костры зажигает да спички бросает в чужие огороды, и окна бьет у одиноких старушек, — на это мы ничего ответить не смогли, незнакомы с уличными ребятишками? Во-вторых, кто из местных пенсионерок водку самодельную, — проще говоря, самогонку, — гонит и продаёт: не стучали ли к нам по ошибке среди ночи и в какую сторону ушли дальше те пьяницы? Снова мы смолчали с отчимом, — никто к нам по ночам не стучит, а стукнет, так отчим им таких профитролей покажет… В-третьих, что можем мы сказать о нашей соседке Катьке, муж которой снова сидит. Что она за человек?

Тут мы несколько даже растерялись: Катьку мы будто и хорошо знаем, но разве можем мы сказать, что знаем её?

— Ну, она где-то работает… По-моему, швеей или что-то в этом роде, — запнулась я. — Муж у неё был дурной, сейчас в их доме — тишь да благодать без Мишки. Вот Маруська, что к Вам, Георгий Иванович, на коленки лезет, — котенок той кошки, что Мишка убил в день задержания… Что вы про Катьку конкретно знать хотите?

— Вовсе она не швеей работает, а рабочей на овощной базе. Работа — грязная, но зато у Катьки в любое время года не переводятся фрукты-овощи: она часть своих продуктов даже меняет с соседками на яйца и мясо. То есть, судя по всему, является "несуном". Ну, да это её проблемы, пусть само начальство базы следит за такой малостью…

С мужем ей не повезло, это точно: в августе еще, только второй месяц тогда работал здесь, в первый раз столкнулся с этой семейкой. В наше отделение милиции поступило заявление от ближайшей соседки Катерины, — старушка писала, что Катьки и Мишки дома вроде бы как несколько дней нет, а из дома через форточку доносится ужасающий, смердящий запах. Будто там мертвые лежат… Не слишком поверило моё начальство старушке, — может, из ума выживает?…

Отправили сперва меня в разведку, узнать, что стряслось. Подошел я к их дому, — калитка незаперта, собака с цепи сорвалась и убежала незнаемо куда, — оно и понятно, раз в доме — тишина, значит, собака не кормлена, вот животина и сбежала… Стучал я, стучал: и в дверь, и в окна, — не открывает никто!

Вернулся назад в отделение, отчитался, так мол и так: не открывают, а в доме… пахнет нехорошо.

В тот момент, когда я отчитался, вечер был: только лейтенант Иваньков в наряд суточный заступил, да сержант Мурков со мной поехали. А еще один сержант, Маркелов, остался на посту в отделении. Сели мы, значит, на мотоцикл и вскоре прибыли к дому. История со стуком повторилась, но, конечно, никто так и не открыл.

Лейтенант Иваньков сам в детстве беспризорником был, в банду его затягивали в десятилетнем возрасте: лазил в узкие форточки поначалу, а потом, как подрос, научился и отмычками орудовать. Это уже потом он стал милиционер, а только навыки остались. Взял он крошечную проволочку безобидную и быстренько открыл замок во входной двери.

А не тут-то было: оказалось, дверь изнутри на засов закрыта, только узенький просвет виднеется. Форточки — узкие: не пролезешь, фрамуги маленьких оконных рам — дубовые, не пилить же нам их. Что делать? Пошли в сарай, переворошили инструмент Мишкин: нашли ломик, начали дверь ломать.

Потом только Муркину пришло в голову: вытащил он ножик и подсунул в щелочку, под тот засов внутренний, — он и откинулся сам собой.

Входим в дом: пусто, ни души, по всем комнатам пробежались, — нет никого, только в зале некто на кровати широченной недвижимо лежит, одна голова с закрытыми глазами виднеется, на голове — кровь запеклась, а тело всё простыней накрыто.

И запах стоит отвратительный, ужасный, нестерпимый, — все нам сразу стало ясно: мокруха. Иваньков велел мне садиться писать протокол осмотра места происшествия, а Муркин еще по другим комнатам пошел, не отыщется ли чего компрометирующего преступников. Сел, значит, начал писать под диктовку Иванькова про картину происшествия, — тут входит из другой комнаты Муркин да как заорёт, — чертям бы тошно стало!

Мы с лейтенантом перепугались, не сбрендил ли наш товарищ, — а он пальцем немо на тело убитого показывает. Глянули мы на тело Мишки, и сами онемели: глаза у покойника были закрыты, как мы вошли, а теперь вдруг открылись! Ожил покойник! Ох, и испугались мы в тот момент: даже нечистую силу вспомнили, едва не закрестились от испуга, но нельзя же, при исполнении.

И здесь тело Мишки пошевелилось, и он сам так-то тихо прошептал:

— Пить… Пить дайте, ироды!..

Иваньков самолично сгонял на кухню, принёс ожившему покойнику стакан воды. Тот выпил, опамятовался и как заорёт:

— Кто такие? Что в моем доме делаете? Все вон отсюда! — И снова головой на подушку упал, и вдруг, вместо прежнего недвижимого сна, такой храп раздался!

Вот мы с ним опростоволосились…

Бабуля-то соседская верно заявление написала: запах был трупный, да какой… Но только паразит Мишка, оказывается, неделю назад еще выменял на Катькины мандаринки славный кусок баранины у кого-то в деревне, но не поторопился мясо приготовить: в запой впал. Несколько дней безвылазно пил и не вставал почти, сил у него не было. В какой-то момент, потеряв координацию, упал и ударился головой, — отсюда и кровь, запёкшаяся на голове у мнимого покойника. Мясо-то и протухло…

А мы решили: убийство тут, но какое же может быть убийство, если дверь изнутри заперта… Правда, была мыслишка, что преступник мог выйти через чулан задними дворами, но, оказалось, ошиблись мы… Жив паразит Мишка, жив!

С работы Мишаню тогда, конечно, по статье поперли за длительный прогул. Было бы время сталинское, так и посадить бы могли…

— А где же была Катька всё то время, пока Мишка пьянствовал, — робко спросила я.

— Верный вопрос! Катька в больнице лежала: Мишка её так отлупил после очередной его попойки, что она в женское отделение больницы угодила, ребеночка скинула… А только скажу Вам, что и слава Богу: от такого как Мишка такие же "мишутки" пойдут… Я бы таких просто… не при девушке будь сказано… Словом, поняли?