Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Дама, оказывается, пришла к нам ужинать и ночевать. Обомлели мы с дядей Семёном: совершенно незнакомая женщина приведена мамой в дом почти как родная, никогда не замечала за мамой подобного доверительного отношения к чужим людям! Имя гостьи: Марфа Ивановна Свирская; пенсионерка из южного городка Геленджик, приехала в Сальск навестить бывшего фронтового друга Петра Максимовича Загорулько, проживавшего по улице Егорлыкской, в своем частном домовладении. Но только не довелось ей его увидеть… И дама вдруг зарыдала в голос, так жалобно как чайка над морскими волнами…

Тогда инициативу представления нас гостье мама взяла в свои руки:

— Это вот — муж мой, Семён Васильевич, это — доченька, Зоя… Марфа Ивановна сегодня пришла к нам в горисполком, хотела сразу пройти к председателю исполкома, но его на работе нет как нет: он с проверкой по сёлам ездит, вместе с замом… То есть у нас временно начальство отсутствует. Тогда она к нам пожаловала в канцелярию, в отдел планирования и сбыта, всё пыталась найти "старшего". А нет старшего!.. Вот бывает же так!.. Даже начальницы нашего отдела — и той нет: на больничном, представляете?

Тут Марфа Ивановна и вовсе расплакалась от безысходности: оказывается, приехала она в гости, по недавнему приглашению в письме, к своему фронтовому товарищу, тоже служившему военврачом, подобно ей, а он умер! Умер всего несколько дней назад, скоропостижно, от инсульта! Вот как бывает!..

Билет обратный у Марфы Ивановны — на проходящий поезд — только через неделю. Расстроилась она, узнав от соседей о смерти своего фронтового товарища, поехала на такси обратно на железнодорожный вокзал, перекомпостировать билет на ближайший рейс до Новороссийска.

Заняла очередь, — сами знаете, сколько народа иной раз у касс собирается, да и не все окошечки порой открыты, — устала стоять, присела на скамью в зале ожидания, да и задремала. Из всех вещей при ней был ридикюль, который она всегда в руках держит крепко, и маленький чемодан дорожный, который Марфа Ивановна не сподобилась сдать в камеру хранения, время было ночное…

И чемодан у нее за те несколько минут, что спала, украли! А билет обратный и деньги с подарками, именно там находились! Она решила, что раз чемодан у неё с замочком внутренним, так в нем безопаснее ценные вещи хранить, но не тут-то было: воры все равно "увели" чемоданчик, не посмотрели, что в нём — замок! И никакого Марфе Ивановне утешения в том, что ключик от замочка — в её ридикюльчике спрятан… осталась она без чемодана, денег и подарков привезённых!

Пошла в опорный пункт милиции, они её выслушали, заявление приняли, устроили в комнату отдыха до утра, но кормить-то её, бывшую фронтовичку, никто не стал! И билета обратного у неё нет, и ни копейки денег…

Вот мы с девчатами из нашего планового отдела, выслушав такую печальную историю, накормили Марфу Ивановну обедом, решили помочь ей с билетом обратным, но, когда я с ней пришла на вокзал, оказалось, что билетов нет! Скоро Новый год! Все студенты домой едут, многие работающие взяли отгулы, едут к родственникам, — мест нет!

Хотели её посадить "зайцем", так куда там: проводницы и слушать отказались: якобы меры предосторожности в поездах под Новый год ужесточены, милиция дорожная "лютует", никто не захотел взять безбилетного пассажира, даже за деньги. Вот удалось ей приобрести обычный билет в купе только на послезавтра… В плацкарте тоже мест не было… Предложила я Марфе Ивановне у нас пока пожить. Еще Машка с Лилькой хотели её взять к себе, но у Машки — отец болен, а у Лильки — детишек трое, шумно в её доме, вот Марфа Ивановна и приняла моё приглашение: наша-то Зоечка — давно уже не шумный ребёнок…

Мы с дядей Семёном слушали, глаза округлив от удивления. Вот как бывает: и "адресат выбыл", и деньги украли… Но то, что дама — "приличная", почтенная, видно сразу: по лекалу дорогой одежды, по холёным рукам с красивыми ногтями. И по манере выражаться, — она, в дом войдя, нас приветствовала так витиевато, как учитель русского языка или журналистка какая-нибудь… Не подумаешь, что бывший военврач… Тут и гостья успокоилась, перестала всхлипывать, взяла инициативу беседы в свои руки:

— Простите меня, любезные хозяева, за неожиданное вторжение в Ваше жилище! Поверьте, мне самой донельзя неудобно смущать покой вашей семьи своим назойливым присутствием! Если бы не произошедшие досадные события, — никогда бы не осмелилась посторонним людям своё общество навязывать…

Тут мама, само собой, принялась Марфу Ивановну уверять в том, что у нас места много, и никого гостья не стеснит, и вообще мы гостей любим… И долг каждого советского человека, и любого сальчанина в частности, — помочь попавшему в беду другому советскому человеку, тем более, фронтовичке, спасавшей наших солдатиков, пострадавших в боях…

Мама говорила так страстно, пылко и горячо, что я даже удивилась несколько: обычно она отличается сдержанностью и крайней взвешенностью в высказываниях, трудно сходится с людьми, недоверчива к посторонним, и склонна к анализу. А тут — просто полюбила эту чужую женщину… Чудеса!.. Гостья тем временем продолжала:

— Дело в том, что к Петру Максимовичу, бывшему военному хирургу, приехала я не с "бухты-барахты"… Дело в том, что на фронте был у нас "фронтовой роман", но Пётр, как порядочный человек, вернулся с фронта домой, к жене и подрастающим детям. Однако, знал он, где меня искать: всю жизнь прожила я в своём доме в приморском городе Геленджике, мужа потеряла в первый год войны, детей не имела, но после войны вернулась в родной город: там ждала меня любящая старушка-мать, немощная и несчастная… Но мамы уже шестой год нет в этом мире… Несколько лет назад Пётр разыскал меня в Геленджике, будучи в командировке в Новороссийске, и вновь вспыхнули чувства, словно у молодых влюблённых. Однако же, супруга Петра, будучи тяжело больной, висела камнем на его шее: не мог он попросить у неё развод, просто не мог, — у нее было больное сердце… Но месяц назад получила я весть печальную от него, — радостную для меня весть, что жена Петра умерла. И он зовёт меня приехать к нему, обсудить будущие наши взаимоотношения… А что тут обсуждать, если любила его всем сердцем? Он не мог приехать ко мне: хозяйство держал значительное, любые домашние животные нуждаются в присмотре. И вот я приехала. А он — умер… Соседки сказали, что всего три дня, как умер…

И с этими словами, гостья вновь зарыдала безудержно и безутешно, как дитя…

Потом, наплакавшись, продолжила:

— Поверьте, я не буду для Вас обузой! Решительно всё верну, чем Вы мне поможете: за билет купленный, за смену белья, что мне Грушенька обещала дать, даже за еду вышлю, по возвращении домой, всё до копейки! Поймите: никогда не оказывалась в положении просителя! Мне эта ситуация так тягостна, унизительна, что хоть в омут головой: всё равно Петруша мой умер, а с ним надежды на новую жизнь и счастье… Да еще дурные люди чемодан украли! Плохо, видимо, милиция работает в Сальске, если на вокзале так запросто пассажиров грабят… Конечно, воры умеют видеть состояние человека: была я заплаканной, несколько не в себе, а у воров, как некогда у беспризорников, глаз намётанный на чужую слабость и беспомощность…