Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

Товарищ Сталин протянул руку, взял листок из папки, протянутой Пономаренко. Усмехнулся в усы и передал мне. Читаю – а имя-то знакомое: Д.Г. Брекс. И что эта дура обо мне пишет? Чтооо?!

– Товарищ Сталин, это гнусная клевета!

– Анна Петровна, – Сталин отчего-то назвал меня так, – успокойтесь! Мы все понимаем, что приписывать вам какие-то особые отношения с товарищем Смоленцевым – это полный абсурд, учитывая, что рядом с вами постоянно находилась этого товарища законная жена. А уж фраза «принудила меня вместо себя к разговору с иностранным журналистом, чтобы переложить на меня возможное обвинение в шпионаже» – этому и слов нет. Когда я товарищу Берии показал, он сначала смеялся, а затем спросил, неужели даже партийные работники считают, что простой разговор с иностранцем уже есть причина для обвинения и ареста, ведь сейчас не тридцать седьмой? Ну, а что скажете насчет своего «некоммунистического» вида?

А, была не была!

– Товарищ Сталин, я считала и считаю, что коммунистки совершенно не обязаны выглядеть как монашки. У нас уже был там с этой Брекс разговор – ее утверждения, что «у наших женщин коммунистические убеждения и духовный мир должны привлекать мужчин больше, чем внешность», сродни тому, как если бы бойцам РККА сказали бы: не нужно лучшее оружие и хорошая выучка, побеждайте одними убеждением и патриотизмом. Да и, простите, много ли мужчин согласятся взять в жены убеждения, а не красоту? И с кем тогда детей растить? Лично про себя же могу сказать – я сумела сделать то, что сделала в Киеве, потому что выглядела именно так!

– Поясните? – спросил товарищ Сталин.

Я встала, повернулась, сделала широкий шаг, покрутилась на каблуке.

– Видите? Это платье совершенно не стесняет движения, как спортивный костюм. Я могу бегать или драться, что совершенно невозможно в узкой юбке. И даже брюки, пожалуй, не дали бы такой свободы. Еще под пышной юбкой можно спрятать пистолет, чего никто не ожидает. И наконец, от нарядной фифы обычно не ждут опасности. Все это спасло мне жизнь при втором покушении. Товарищ Сталин, вот моя бы воля – я и женщин-военнослужащих не заставляла уставом носить форменные юбки, это может быть просто смертельно. И не только на передовой – даже в тылу возможен авианалет или нападение диверсантов. Пусть уж тогда штаны надевают – в узкой юбке как стреноженная, со связанными ногами. Или, самое простое, регламентировала в Уставе лишь длину юбки, материю и цвет – и будьте уверены, все, кто захочет, сами разошьют на клеш.

– Разумно, – кивнул Иосиф Виссарионович. И добавил, внимательно меня оглядев: – Да и смотрится красиво, особенно на стройных. Ну, а вуаль – это тоже для дела нужно?

Уже и про наши шляпки успели доложить? Ну что ж!

– Именно так. У нас с товарищем Пономаренко был разговор о создании некоей службы, которую мы в шутку назвали «инквизицией». По существу вышло, что в Киеве я исполняла похожую задачу. И как должны выглядеть агентессы «инквизиции» – нет не боевики, но готовые при необходимости защищать себя? Про платье я рассказала. Обувь – балетные туфли, дающие хорошую опору и позволяющие бить ногой. Верхняя одежда – накидка «летящего» покроя: и руки скрывает, и позволяет что-то под ней спрятать, и, опять же, не стесняет движения. Головной убор – шляпка с полями и вуалью. Поскольку я в Киеве была под именем Ольховской, значит, не нужно, чтобы меня запомнили и опознали? Конечно, вуаль не маска – но все же добавляет какой-то процент неопределенности, как и поля, затеняющие лицо. Это все еще очень предварительные наметки – могу предположить, что, например, для женщин другого телосложения форма будет несколько иная. Но для стройной фигуры это практически идеал.

– Не боитесь, что скоро вас по этому обличью опознавать будут? Ставшему таким же характерным, как темные очки и поднятый воротник для подозрительных лиц?

– В Молотовске, когда я и моя команда стали так одеваться, очень многие заводские девчата начали нам подражать. Теперь же я видела, что такие же накидки-пальто женщины носят не только в Архангельске, но и в Москве, и, я слышала, в Ленинграде – а теперь не удивлюсь, если и в Киеве будут. А когда такое обличье в моду войдет…

– Войдет, – утвердительно сказал товарищ Сталин, – как там эта Брекс жалуется, «уже и комсомолки стали за своей внешностью следить, ссылаясь на пример Ольховской». Вопрос второй, что нам с Брекс делать? Товарищ Пономаренко?

– А пусть товарищ Лазарева и решит, – сказал Пантелеймон Кондратьевич. – Строгача с занесением? Или простить бедную женщину, до того измученную, что как лошадь работает, воз тянет, за собой следить некогда?

Я отрицательно качаю головой. Рабочие лошади, они безответные (сама такой «серой мышкой» в минской управе была в подполье). И уж никогда такая не сделает замечание вышестоящей. Так что получи заслуженный строгий выговор с занесением в личное дело – может, это тебе желание поумерит красивых девчат в таких, как ты, обращать.

– Принято, – сказал Сталин, – что ж, товарищ Лазарева, этот экзамен вы выдержали. Так вы ведь единственный член партии из вас четверых? Вот вы, товарищ Лазарев, на своем корабле командуете сами, товарищу Елезарову не поручаете, хотя он и замполит. А вы, товарищ Смоленцев, на войне выполняете приказы командования, а не политорганов, у которых совсем другие, хотя и не менее важные задачи. Так отчего вы отказываете партии в праве стать такой и в обычной жизни, не в армейской? Тут у нас реформа намечается, что партия не должна подменять собой советские и хозяйственные органы, как в армии не подменяет командиров. Не всем это понравится – но не впервой, прорвемся. Если вы все в стороне не останетесь. Поймите, что партия вам не помеха, а помощник – чтоб вам же в следующий раз как Герасименко не оказаться, аполитичными. Или, еще хуже, как некий Николай Вавилов – знакомо вам это имя? Тут товарищ Пономаренко соврать не даст – он в комиссии был по этой персоне.

– Для тех, кто не в курсе: срок он получил вполне заслуженно, – заговорил Пантелеймон Кондратьевич, – и вовсе не за генетику. И даже не за то, что был другом Бухарина, и не за чуждое классовое происхождение из купцов. А за то, что, ядрена вошь, вообразил себя «вольным художником», стоящим над схваткой. И крутил шашни с Крестьянской партией – после поинтересуйтесь у товарища Кириллова, что это такое. Интеллигент, думал, его не касается – вот и коснулось! Но советская власть милосердна к заблуждающимся – живой он, хотя и с временно ограниченной свободой. Тут уж себя благодарите – что кто-то из ваших просто сказал дату смерти и возможную – подчеркиваю, возможную – полезность, что он там насобирал. Ничего иного не помня – это же не стреляющее железо! Но нам хватило, чтобы взять дело на контроль, – а что дальше будет, посмотрим. Вот только, уверенно скажу, при любом раскладе быть среди тех, кто решает, ему не светит пожизненно. А будет как раз таким – специалистом своего дела. Товарищи, вы поняли, что вам предлагают? Партии надо меняться, чтобы и здесь вашего «августа» не было – и мы силы приложим, но и ваша помощь снизу нужна. Новые люди, которые нас поддержат, а не всяких там кириченок. И вам, товарищ Лазарев, и вам, товарищ Смоленцев, помимо ваших прямых обязанностей, с которыми вы отлично справляетесь и сейчас, было бы полезно взять еще один фронт, партийный. Приказывать вам никто не может в этом вопросе, дело добровольное. Но если решитесь, то очень поможете нашему общему делу. Чтобы девяносто первый, и «в СССР все спокойно».