Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

– Вопрос можно? – произнес мой адмирал. – То есть обновленная партия предполагается аналогом политорганов для всей страны, как сейчас для армии? А управлять – выходит, уже не ЦК, не Политбюро, не обкомы-горкомы? Мне это не совсем понятно. Какие будут мои функции как коммуниста?

– А вы не задумывались, товарищ Лазарев, отчего партия вынуждена была взять на себя несвойственное ей дело, после Октября? – спросил Сталин. – Потому что не было своего государственного аппарата! А был прежний, монархо-капиталистический, которому доверять было нельзя. И партии пришлось стать всеобщим комиссаром, как в РККА. А когда выросло поколение советских командиров, офицеров, и по мировоззрению, и по духу – то вместо военкомов стали замполиты. Теперь намечается такая же реформа в масштабе страны. Когда партийные комитеты будут управлять не непосредственно производством или посевной, а людьми, все это осуществляющими. Когда есть нормально работающие советские, выборные институты и государственные, исполнительные органы, но люди и там и там коммунисты, и в своих делах руководствуются тем, что партия решит. Как в… – тут товарищ Сталин взглянул на Лючию, даже дыхание затаившую, слушая, и поправился: – …в известной вам восточной стране после Тянцзамыня, где вроде бы рынок и капитализм, а все «олигархи» – это члены КПК, и поступают строго в соответствии с решениями съездов и пленумов. Вот это предполагается и у нас. Именно сейчас – когда и народ, и армия, и массы рядовых коммунистов увидели киевский мятеж, что бывает, когда «удельные бояре» разойдутся. Или вы думаете, что товарищ Сталин – это восточный император, что он изречет, то и исполнят? Нам, товарищи, нужно не просто решение этой проблемы, нам надо повернуть сам процесс, когда партия, приблизившись к власти, начинает разлагаться. Во времена Маркса и Энгельса европейские социал-демократы были действительно боевым отрядом пролетариата – всего через тридцать-сорок лет Коминтерну пришлось создавать компартии им в противовес. И эти компартии, как вам известно, сами тоже выродились в «еврокоммунизм». А Гоминьдан поначалу был партией великого Сунь-Ят-Сена, сейчас оплот китайской белогвардейщины, ему противостоит партия товарища Мао – и что с ней будет через двадцать-тридцать лет? Нам что, каждому поколению свою партию основывать, взамен прежней, скатившейся в оппортунизм? Или раз и навсегда пресечь, отчего это разложение происходит? Партия не должна быть собранием догматиков, дорвавшихся до власти и севших на трон! Там я ошибся, почил на лаврах. Здесь – хотя бы успею запустить процесс. Который продолжите вы, молодые! Эх, сбросить бы лет двадцать – завидую вам, все у вас впереди! А вот каким будет это все – уже вам решать!

– Тогда я готов, – сказал мой адмирал. – Где и что подписать?

– И я готов, – сказал Юрка, – вопрос: будет приказ с личным составом политбеседу провести? Чтобы они – тоже.

И тут Лючия робко голос подала:

– А мне тоже можно?

Лючия Смоленцева.

То же время и место

Я – как смертная, попавшая в гости к небожителям!

Вчера еще смотрела и спрашивала: «Здесь русский вождь живет?» И вот сижу за его столом. Или это не тот дворец был, на который мой рыцарь мне вчера показывал? И ой, он же сказал, чтобы я Сталина так называть не смела, потому что вождь по-итальянски «дуче», а это будет сочтено за оскорбление! А я еще мешаю в разговоре русские и итальянские слова, особенно когда волнуюсь.

Меня предупредили, что в разговоре тут могут быть упомянуты и секретные дела, о которых я знать пока не должна – и даже мой муж о них мне имеет право рассказать лишь с дозволения кого-то высшего. Я и не удивлялась – но слушала очень внимательно. Хотя может быть, я еще русский язык знаю недостаточно хорошо? Или русскую историю – о которой в школе у нас рассказывали очень мало, и в основном о том, где европейцы участвовали, «ну а русские – это наполовину монголы». После я расспрошу своего Юрия о том, что не поняла. Ну, хотя бы то, что мне знать можно, я же любопытна!

Знаю, что в России сейчас дворян нет – после революции, бывшей столь же кровавой, как в Англии при Кромвеле, или у французов при Робеспьере. Но вот убеждена, что бы ни говорили, все люди равными быть никак не могут! Я в деревне росла, там вся жизнь и разговоры – муж бьет, корова отелилась, цены на зерно – и я бы такой могла стать, если бы за Пьетро замуж выдали, о ужас! А я книжки читала про далекие страны, благородных рыцарей, давние времена – и, конечно, про любовь. И мне такой жизни хотелось… даже не то что богатой, видела я и как деревенские богатеи живут, а в Риме довелось и у дамы одной в прислугах – а мне хотелось, чтобы ярко было и нескучно, как в тех книжках! И один Марио, брат, меня понимал – но и у него вбито было «после замуж, и все». Так что, останься я дома…

И вдруг как из затхлого подпола к солнцу! Стать женой рыцаря – о, конечно, русский коммунизм, но убеждена, что всегда и всюду было сословие, называй его по-разному, замыкай его границы или открывай доступ всем желающим – те, кому дано властью и оружием служить. И все революции, так Марио мне говорил, это когда высшее сословие о своем назначении забывает и лишь тратит и ест, но природу не обмануть, и получаются тогда по положению герцоги и графы, а по сути то же мужичье. И тогда подлинные рыцари, по духу, этих свергают и правят сами – вот и все революции. Так что лучше, если путь туда будет изначально открыт: «Иди к нам, ты нам подходишь» – так в книжке было написано, про которую мне мой муж говорил.

Мадонна, разве я безнравственна? Совершенно не терплю вешаться на шею каждому мужчине, даже тех, кого уважала бы как товарищей – приходилось уже кое-кому отворот дать, и иногда довольно резко! Но мой рыцарь ко мне лишь прикоснется, так сразу внутри меня будто огонь загорается, и такие грешные и сладкие мысли в голове, самой хочется одежду сбросить скорее! Когда мы в бурю попали, он так меня поддерживал, обнимал, что я страстно желала быть ветром раздетой, прямо в его объятиях… и понимала, что нельзя, и жалко было платья, очень красивое и дорогое, в Риме такие лишь сеньориты из очень богатых семей могли себе позволить, а вот мечтала лишь об этом! Едва дотерпела до гостиницы – разве это грех, о святая мадонна, если лишь с ним, единственным, своим?

Я после у Анны спросила – она лишь улыбнулась и ответила: «А ты подумай, как я со своим адмиралом»? Ясен ответ – взглянуть достаточно, как они ходят вместе, друг друга касаясь, как она своего мужа любит, вот попадись мне эта Брекс сейчас, глаза ей выцарапаю за то, что она про Анну и моего Юрия сказала! Анна мне не только подруга, но и как старшая сестра, пример для подражания во всем – красивая, умная, даже с самим вождем решается спорить! А вкус у нее какой – когда она мне в ателье платье и верхнюю одежду подбирала, я после в зеркало взглянула, себя не узнала, как дама из знатной римской семьи! И сама она всегда как королева – и даже недостатки ее мне кажутся не более чем подтверждением, что Анна не богиня, а такой же земной человек, как я! И тоже модных шляп носить не умеет – хотя если у красивой нарядной дамы на улице улетает головной убор, то это совершенно не ее проблема – найдется множество мужчин-прохожих, готовых поймать и вернуть. Как было, когда мы с Анной из ателье шли, и ветер вдруг дунул, и наши шляпки сразу унес! Так с нами после какие-то офицеры познакомиться очень хотели… но я лишь для моего рыцаря предназначена, по моей католической вере! И самой красивой для него хочу быть, чтобы он ни на кого не засматривался, как на ту Паолу из Флоренции! Ведь если он меня бросит, я не переживу!