Михаил Ланцов - Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

— Давно в дверях? — смутившись, поинтересовался генерал, видя, что из-за спины выглядывают офицеры, слишком много офицеров…

— Да, почитай, как голос услышал. К вам пришли. Совещание же плановое. Но вы не велели будить без острой нужды, без тревоги. А вид у вас был очень нездоровый. Вот и не беспокоили, пока не услышали, что проснулись.

— Ясно… — кивнул сконфуженно Куропаткин, поднимаясь с дивана.

15 июня 1904 года, окрестности Ляояна

Уже практически неделю шло сражение за Ляоян.

Ну как сражение? Куроки делал вид, что связывает Куропаткина боем, а тот, в свою очередь, позволял японскому генералу так считать, не проявляя никакой особенной активности, кроме контрбатарейной борьбы. Оба играли, тянули и ждали следующего хода. Куроки в принципе устраивало то, что происходило. После битвы на Ялу он побаивался лезть на позиции Куропаткина, справедливо полагая, что такая низкая активность русских войск неспроста. Как, впрочем, и в прошлый раз. О том, что тогда руководил обороной не Засулич, а Куропаткин лично, он уже знал и понимал — от этого «кадра» можно ожидать всего, чего угодно.

Первая линия русских укреплений к этому времени была уже изрядно повреждена. Траншеи, во всяком случае. Слишком уж все наспех сооружалось, да и строительных материалов толком не имелось на месте. Нормальная траншея полного профиля — это не простая канавка в земле. Там все сложнее.

Причиной такого обстоятельства было то, что «уши» артиллерийских наблюдателей обладали слишком малой базой, а потому не позволяли нормально брать азимут на цель. Поэтому контрбатарейная борьба хоть и велась вполне успешно, но не так чтобы очень. Да, заставили японцев побегать. Да, не позволяли комфортно накидывать «чемоданы». Да, наносились какие-то потери. Но японцы все равно потихоньку ковыряли русские позиции.

Иными словами, под Ляояном творился натуральный цирк, а не полевая битва в понимании тех лет. И вполне логично, что слишком долго все это продолжаться не могло.

И вот вчера командиру 1-й японской армии пришла депеша из Токио, настолько «подчеркнуто вежливая», что у генерала даже холодный пот по спине побежал. Оказалось, что, убедившись в нерешительных намерениях японцев, русские стали отводить тыловые части и грузить их в вагоны.

Отступление? Может быть. Но почему? Проблем с боеприпасами не имелось. Да и, если верить разведке, русские пока еще не ввели в бой свои 87– и 106,7– орудия. И пулеметы. Ну и вообще — странно. Совершенно непонятно, с какой стати им сейчас отступать? А если это не отступление, то что? В Токио пришли к выводу о том, что Куропаткин продолжает реализовывать свой план по удару частью войск в тыл 2-й армии под Цзиньчжоу. Посему Куроки было прямо приказано незамедлительно перейти в наступление.

Предсказуемый шаг. Он готовился к нему. Подтягивал войска, растянувшиеся на несколько десятков километров. Накапливал их. Давал отдых. Как чувствовал, что одной артиллерийской перестрелкой не удастся выполнить поставленную задачу. Во всяком случае, до того момента, как получится накопить по меньшей мере трехкратное численное превосходство и подтянуть тяжелую артиллерию.

И вот ранним утром 15 июня началось…

В этой реальности Маньчжурская армия занимала довольно широкий фронт [57] В реальности Куропаткин, напротив, поставил войска очень плотно и компактно. , затрудняющий обход по флангам. Поэтому японцы решили атаковать в лоб. Казалось бы, самоубийственная идея после опыта Цзиньчжоу и Ялу. Однако в штабе первой армии посчитали, что раз русские заняли такой широкий фронт, то глубина обороны в каждом отдельном участке у них должна быть небольшой. Вот и решили попробовать ее на зубок.

Густые, хорошо эшелонированные цепи пехоты вынырнули из-за сопок и стали мерным шагом приближаться к проволочным заграждениям. Людям было тревожно. Где он — враг-то? Визуально впереди были видны только петли колючей проволоки и полоса земли за ней, сплошь избитая снарядами.

Прошла минута.

Бойцы преодолели добрую половину предполья.

Стояла удивительная тишина в это утро. Ведь японская артиллерия прекратила обстрел, опасаясь накрыть свои войска.

Японцы воспрянули духом. Молчаливое напряжение сменилось нервными смешками. Кто-то даже вспомнил, что они также шли тогда на реке Ялу, атакуя пустые позиции, которые русские загодя оставили. Может, и тут обойдется, и трусливые гайдзины уже сбежали?

Но не обошлось.

Куропаткин, не желая подставлять свою не очень многочисленную артиллерию под удар, вывел 87– и 106,7– пушки на предельные дистанции и хорошенько их окопал. Да еще и разместил на наклонных позициях, чтобы увеличить углы возвышения, а значит, и дальность боя, выкрутив ее практически в технический максимум. И вот теперь эти батареи заработали на пределе своей скорострельности, обрушив на японцев град фугасов. Да, чугунных, да, начиненных дымным порохом, но других не было. А «короткие» шрапнельные снаряды были отложены в сторонку. Они ведь были «заточены» под бой на малых дистанциях в полтора-два километра.

Еще хуже обстояли дела со знаменитой «трехдюймовкой».

Казалось бы — новая, современная пушка. Что там может не нравиться? Однако оказалось, что при всей своей прогрессивности они оказались совершенно непригодны для практического применения. Почему? О, там хватало причин.

Орудия создавались в рамках доктрины главного российского военного теоретика тех лет генерала Драгомирова. В бытность свою командующим Киевским военным округом он отрешал от командования всякого командира батареи, если тот на маневрах ставил орудия далее двух с половиной километров от неприятеля. Глупость? Бред? Может быть, но только для обновленного Куропаткина. «Гладкоствольный» генералитет тех лет подобные вещи воспринимал вполне спокойно и считал весьма разумными.

Из-за чего «трехдюймовки» оказались носителем ряда неприятных «заболеваний» [58] Подробное описание недостатков 76-орудийных систем образца 1900 и 1902 годов можно посмотреть в Приложении, статья «Казус “трехдюймовки”». . Вроде новая, хорошая, а толку — чуть. Старые пушки 1877 года с устаревшими гранатами из чугуна выглядели много интереснее и привлекательнее. Да, им бы нормальную «длинную» шрапнель, совсем хорошо стало бы. Но чего не было, того не было. Поэтому Куропаткин «махнул не глядя» новенькие «трехдюймовки», сдав их в крепость Владивостока. Ну а куда их еще девать? Только в тыл «на фантики». Зато взамен охотно получал хоть устаревшие, но пригодные в дело орудия систем 1877 года.

И вот ударили чугунные фугасы по японским боевым порядкам. Дыма много, шуму еще больше, а толку мало. Слабые снаряды. Поэтому японские цепи пусть и с потерями, но вполне уверенно шли дальше через эту стену взрывов. Да и стеной-то ее назвать можно условно. Два-три выстрела в минуту — вот практический потолок скорострельности старых орудий. Так что жиденькая та стеночка вышла. Весьма жиденькая.