Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

Иного, собственно, ожидать и не приходится. Все эксперименты с пересаживанием на нашу почву германского, швейцарского и иного опыта, заканчивались плачевно. Созданные после революции территориальные формирования (как же, вооруженный народ!) на поверку оказались рассадником злостного разгильдяйства и невежества. Кадровая армия оказалась тем самым меньшим злом.

Почему это так, общеизвестно, на азбуке мы внимание заострять не будем.

Просто заметим, что отношение среднестатистического офицера к делу и отношение начальства к офицеру, порождают омерзительный парадокс: при изобилии карьеристов, высшее начальство жестко страдает от кадрового голода. Тотальный непотизм не отменяет необходимости делать дело.

О высшем командовании мы пока говорить не будем, поскольку это — существа иного биологического вида, и повседневная деятельность войск протекает без их прямого вмешательства.

Теперь, вкратце познакомившись с людьми, составляющими вооруженные силы, попробуйте охарактеризовать армию мирного времени максимально кратко. Желательно одним словом. Что получилось?

Фи, как грубо…

Зато теперь понятно, почему что при малейших отклонениях от установившегося порядка, ЧП неминуемо. Что и произошло.

… Паша Веревочкин, розовощекий мальчик с тонкой шеей и наивными голубыми глазами выглядел сущим ребенком даже после учебки. Как все ласковые домашние детки, был слегка трусоват. Потому на пост в автопарк ставить его не стоило. Более того, это было категорически запрещено. Потому как молодых в автопарк ставить вообще нельзя.

Почему? А хотя бы потому, что тонкое железо, остывая к вечеру, может издавать столько разных звуков… Приличный автопарк просто под завязку набит жестяными коробочками из металла различной толщины. Грузовики, боевые машины, полевые кухни, водомаслогрейки, инженерно-саперная техника — много чего может храниться в боксах и стоять на улице. Все это нагревается на солнце, остывает в тени, вымораживается на холоде, изгибается ветром. Потом вновь нагревается, и так далее. Тонкий металл на открытом воздухе живет своей загадочной жестяной жизнью. Хлопает, потрескивает, шелестит. Иногда настолько выразительно, что человек, до того не имевший дело с техникой, плотно сконцентрированной в одном месте, просто в такое не поверит.

Рядовой Веревочкин был горд: первый караул, и ни одного замечания пока ему не сделали. Обязанности караульного рядовой выучил и рассказал как стишок. Все тринадцать запретных для часового пунктов (есть, пить, курить, говорить, оправляться, передавать, принимать…) были доложены на разводе с выражением. Его похвалили. В общем, служба начинала налаживаться, и это не могло не нравиться.

Он строго соблюдал маршрут движения, и через каждые пятнадцать минут пунктуально втыкал телефонную трубку в гнездо и докладывал о том, что на посту все в порядке; происшествий не случилось.

— И что такого? — думал Паша. — Не так это сложно, отстоять какие-то жалкие 4 часа. Так, прогулка на свежем воздухе.

Так он думал ровно до того момента, как солнце скрылось за горизонтом. Совсем скоро Паше послышались легкие шаги. Сердце екнуло. Кто-то очень торопливый, грохоча металлом, совершил перебежку прямо за рядом стоящих у забора машин.

— Стой, кто идет! — выдал бравый часовой строго уставную фразу.

Никто не отозвался. Более того, неизвестный, задев что-то железное, переместился на пару метров левее. Тут же щелкнул металл справа, так, как будто кто-то очень большой неудачно прислонился к обитому профилированным листом ангару.

Далее боец действовал, как ему представлялось, строго по уставу: сделал предупредительный выстрел в воздух. В ответ тоже стрельнули, но как-то тихо и глуховато. На голову рядового Веревочкина посыпались щепки от ворот бокса.

— У них глушитель, — с тихой жутью подумал насмотревшийся боевиков Паша.

Стоять под обстрелом — непростительная, жуткая глупость. Паша быстренько плюхнулся на живот, перекатился налево (как учили!), и быстренько отполз за угол, по-крабьи подкатился к ближайшей телефонной розетке. В караул пошло сообщение о нападении на пост.

Доложив, Веревочкин придушил страх и храбро пополз воевать обратно. У него было пять гранат, сто пятьдесят патронов и чувство ответственности.

Стирая колени и локти на уляпанном маслом гравии, Паша дополз до места. Внимательно прислушался, и с колена выпустил по ворочающимся за стоянкой диверсантам щедрую, патронов на десять, очередь. Пули, прилетевшие в ответ, снова выбили из гаражного бокса щепу и каменную крошку.

В ответ полетела граната. У забора громко хлопнул металл, и Паше почудилось, будто кто-то протяжно застонал.

Отличник боевой и политической попробовал прижать супостата к земле парой коротких очередей. После чего метнул в подозрительное место еще одну гранату, и стал экономить патроны, отсекая в сторону нарушителей короткие, экономные и редкие очереди по два-три патрона.

Так продолжалось до прибытия тревожной группы.

Почти одновременно с докладом о нападении на автопарк, начальнику караула пришел доклад о нападении на склад ГСМ. С тем лишь отличием, что часовой сразу сообщил, что в него стреляют из оружия с глушителем.

С этого момента все пошло в строгом соответствии с древними, как экскременты мамонта, инструкциями, составленными лучшими теоретиками военного дела.

Выслав единственную тревожную группу в автопарк, начкар доложил о нападении оперативному дежурному. Тот, в строгом соответствии с должностной инструкцией, проделал следующее: поднял по тревоге подразделения усиления, объявил боевую тревогу в части и сообщил о своих действиях начальнику штаба и командиру части.

Через пять минут соединение напоминало развороченный муравейник. С грохотом распахнулись ворота батальона, заскрипели решетчатые двери оружейных комнат. По домам офицерского состава прошел шквал телефонных звонков и, громко топоча сапогами, побежали посыльные.

Начальник КЭЧ, он же старший по говну и пару, честно отрабатывая инструкцию, включил режим светомаскировки. Проще говоря, рванул рубильник, и света не стало. Формально он был прав.

Хотя, это еще как посмотреть, говорили потом въедливые дознаватели… Ведь, строго говоря, инструкция составлялась на случай войны и бомбежек, но кто же обращает внимание на такие мелочи в состоянии стресса?

Бесследно светопрекращение не прошло. В точке сбора инженерно-технической службы при погрузке в автотранспорт отттоптали руки двум майорам. Третий, до погрузки даже не добежал. С разгона налетев лбом на ствол растущего между двумя пятиэтажками дуба, он только мотал головой, и сидя на земле с разбросанными поперек тропинки ногами, тупо повторял: