Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

Меня сзади схватили за руку. Прибежала жена.

— Я тебя умоляю, вернись. Он атаманом долго был, привык командовать. Хочешь, на колени встану.

— Никому твои колени не нужны. Путята набожный человек?

— Очень.

— Какая икона для него главная?

— Георгий Победоносец. В центре божницы в его комнате.

— Пошли. Если сейчас не столкуемся, за мной больше не бегай — не вернусь.

Опять зашел к бывшему атаману.

— Идешь пилить?

— Иду.

— Поклянешься на иконе?

— Поклянусь.

Изображение Георгия Победоносца, стоящего в иерархии святых сразу после Божьей Матери, пациент поцеловал как-то странно — в голову змея. Ну и ладно. Лишь бы православный опасался нарушить клятву, а на остальное можно наплевать.

После получения клятвенного обещания, закрепленного авторитетным святым, я начал лечить.

Размягчил ядро межпозвоночного диска. Давление грыжи на нервный ствол исчезло. Вывел и рассосал лишнее. Зарастил оболочку. Все. На все про все ушло около часа.

— Встань.

Путята недоверчиво повернулся в кровати. Повозился. Сел. Встал.

— Господи, теперь совсем не болит! Надолго это?

— Здесь навсегда. Но есть еще пара мест слабых, сейчас передохну немного и их усилю. Ты пока полежи.

— Может и так обойдется? Лучшее враг хорошего.

— Я либо вообще не делаю, либо делаю так, чтобы за свою работу не краснеть и потом не переделывать. Бог не для того мне дал способность лечить, чтобы я делал это не полностью и не качественно.

— Ты все как-то медленно делаешь…

— А хорошо быстро не бывает. Если хочешь, я тебе сейчас очень быстро сделаю. А когда очередной дефект вылезет и тебя опять скует, а может еще и пуще прежнего, скажу: лучше нашими руками не сделаешь!

— Что ты, что ты…, делай как считаешь нужным.

Посидели, полежали.

— А куда ты Матвея так надолго уводишь?

— В Царьград.

— А зачем?

— По моим боярским делам, рассказывать про которые считаю ненужным.

— Так ты боярин?

— Да.

— А что ж ты сыну заплатишь с этого похода?

— Перед нашим уходом подарю ему пилораму, половину реки Вечерки — десять верст, и по пятьдесят верст в обе стороны земли, лесов, лугов, сел и деревень. После нашего возвращения ему останется дико дорогой княжеский конь, который стоит, как вся лесопилка.

Путята аж крякнул.

— Да за такой кусище с тобой кто хочешь пойдет!

— Мне только Матвей нужен. Так что ты, когда пилить останешься, только на сына работать будешь.

На остальную возню ушел еще час. Потом велел полежать до обеда, сходить поесть и полежать часок после обеда. Завтра также. А послезавтра, в воскресенье, родителей должен был навестить Матвей. Там с ним Путята и решит, когда лучше посетить лесопилку. В течение недели поднимать и ворочать тяжести категорически запрещено! На том и расстались.

В это время Богуслав влил силу в Ивана, затем перестроил оборотня. Теперь у нашей команды был еще один богатырь на минутку и свой разумный волкодлак. На то, чтобы перекинуться в зверя, Олегу требовалось несколько секунд, а не пять минут, как раньше.

Отобедали. Пошел на рынок получать инструменты для постройки церкви. Ваня и Наина бодро пошагали со мной. Меня все устроило.

По ходу нашли мастера по изготовлению известкового раствора. Он согласился показать весь процесс моим каменщикам за некоторую мзду. Мы с Иваном решили, что на посту бригадира кирпичников, когда мы уйдем в Великий Поход, его заменит Егор.

Остаток дня завозили кирпич и известь на стройплощадку к будущей церкви, сколачивали из досок корыто для замеса раствора. Бадейку для подачи раствора каменщику на кладку принесем завтра, здесь, без присмотра, обязательно утащат.

— За ночь и известку сопрут, и кирпичи начтут растаскивать, — заметил Иван. — Русский народ он такой! Известь для побелки всегда пригодится, а удобный камень в запасе полежит. Заодно и от корыта половину досок отковыряют.

Я вспомнил об эксперименте, проведенном в будущем американским социологом на вокзалах разных стран. Американец оставлял небольшой чемоданчик в зале ожидания, а сам прятался и наблюдал за отношением людей этой страны к чужой собственности.

Стокгольм — имущество никто не тронул.

Лондон — украли через полчаса.

Париж — 20 минут.

Рим — 10.

Токио — через 5 минут сдали в бюро находок.

Тель-Авив — через 3 минуты полиция оцепила вокзал, чемодан какие-то хитрые механизмы погрузили в бронированный фургон, и его увезли за город — взрывать.

Москва — точного результата получить не удалось. Пока американец глядел на чемодан, у него сперли часы.

Багдад — окончание исследования — вместе с чемоданом похитили и экспериментатора.

Новгород, слава богу, не Тель-Авив и не Багдад, но отнюдь и не Стокгольм.

— Караульщиков сюда перекинем, — успокоил я Ивана, — за двором Марфушка присмотрит, да и мы с тобой, молодые богатыри, ночью дома. Проследи только, чтоб у сторожа здоровенная дубина при себе была. Вполне хватит этого, чтобы всяких хозяйственных прохожих, которые все, что плохо лежит, к себе домой тащат, отпугнуть.

— А если разбойники с саблями навалятся?

— Значит, они в темноте адресом ошиблись. С таким оружием известку воровать не ходят.

На следующий день, после завтрака и конной прогулки, я под руководством Богуслава оплатил наши заказы на боярскую экипировку. Боярин-дворецкий высоко оценил работу новгородских ремесленников. Когда я оделся в обновки, он меня внимательно оглядел и сделал заключение:

— Сидит, как на приличном!

Я, конечно, совершенно не понимал, зачем если мы все равно уходим, и шанс у нас вернуться невелик, меня наряжать, деньги тратить?

— А вдруг по пути придется кого-то из знатных навестить? В одежде простолюдина тебя просто и не примут. А деньги добывать ты горазд, извернешься.

— Зачем нам эти князья да бояре?

— Вся власть и большая часть денег у них.

Затем Богуслав удалился, а я, доставив барахло домой, взялся за строительство церкви. Следить за печами оставили Павла, остальных я повел на стройплощадку. Местный строитель уже ждал нас у фундамента. После лекции по замесу известкового раствора, я начал показы принципов кладки. Потом ребята пытались повторить. Возились до вечера.

Забава еще утром повесила бересту с объявлением, что приема больных сегодня не будет. Невзирая на это, бабы бились в калитку целый день.

Марфе надоело на них лаять и гонять туда-сюда беременную хозяйку, и поэтому она просто лежала на виду, стращая внешним видом. Минут через пять-десять умницы-разумницы, вволю наоравшись и настучавшись, начинали озираться, замечали исписанную бересту, читали (неграмотных в Великом Новгороде в ту пору было очень мало), выругивали хозяев за глупость через забор, и уходили.