Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

— Порубят они тебя вообще с доброй улыбкой — добавил я масла в огонь. Враги, почуяв неладное, повернулись. Четверо с мечами, в кольчугах. Пятый, не экипированный для боя железом, негромко сказал, рассмотрев нас.

— Вот эти двое, — и показал на нас пальцем.

Тут все выхватили клинки, а я поднял арбалет. Сзади подоспела подмога — молоденький матросик с топором. И закипела сеча. Пришлые начали, бросившись вдвоем на Кузьмича и морячка, ко мне пошли еще двое, явно не считая самострел серьезным оружием. Жизнь их быстро разубедила.

Я опечалил первого, спустив тетиву. Болт ударил в живот, порвав кольчугу. Со вторым я начал биться свежекупленным топором. Противник превосходил меня и силой, и умением.

Тут набежал морячок и стал биться с напавшим на меня на равных. Моя неизбежная смерть получила отсрочку. Начал перезаряжать арбалет. Пора превзойти напавших хотя бы в количестве. А с обычным оружием мы мало чего стоим. Выпустил очередной болт. С пяти шагов не промахнулся. Сдавленный крик и мой несостоявшийся убийца, раненый в грудь, рухнул на землю.

Наш рыжик бился один с двоими. Фрол обрубил у одного кисть руки. Тот завыл и уселся на землю. Оставшийся прыгнул в сторону и очень быстро убежал. Мы пошли к пятому. Он по повадке было видно — не боевой, попытался тоже исчезнуть. В это время матрос кончал разбойника, не добитого Фролом.

— Эй, Дмитрий Иванович — сказал вальяжно рыжий — на коня не лезь. Пытать буду долго перед твоей смертью. Рассказывай все, что ведаешь.

— Да ничего не знаю — заюлила эта гнида.

Я вынул из-за пояса большой нож для боя.

— Дозволь, Фрол Кузьмич, ухо ему отрезать?

У гостя от чего-то вернулась память. Он затараторил, только успевай слушать.

— Это тесть ваш велел вас убить!

Борода обождал положенное время и задал неожиданный вопрос:

— Детям ее кто отец?

Поганец снова было заюлил.

— Да откуда мне знать…

Нож опять был вынут. Тварь быстро залопотала.

— Все трое от Яшки-конюшего!

Фрол понурился и пошел к ладье.

— Этого гада убить бы надо, — глядя в землю, печально высказался Кузьмич.

Ну нам, душегубам, лишь бы команду получить. Я дернул поганца за плечо — пошли. Он бежал рядом, просил и умолял, обещая деньги, лошадей, продать домик…

— Заткнись, — мрачно сказал я — деньги давай. — Увесистый кошель подцепил к поясу. — Хозяину передашь — хочет жить, пусть отстанет от нас. Иначе убьем всех: его самого, дочь, внуков. С наемниками больше возиться не будем. Все понял?

— Да, да, конечно!

— Пошел вон — и дал ему пинка на прощанье.

Хорошо попугать всякую мерзость при расставании. Правда, тесть похоже крутой, и напугать его вряд ли удастся. Гаденыш уходил, оборачиваясь и ожидая удара в спину. По себе судит, понял я и решил использовать детское умение. Засвистел, заухал вслед. Как он побежал, порадовав сердце! Да, хорошо бы еще и обгадился на прощанье. Так, потихоньку и дошел до ладьи.

— Поскорей отчаливать надо — сказал мне капитан. — А то убитых полна пристань. Привяжутся местные власти, насидимся в порубе.

— Да, это верно — присоединился к его мнению Фрол.

— Но мы же правы! — стал бороться за правду я.

— Сидеть не меньше месяца и хорошо если оправдают. А может кому приглянется судно, или опознают кого из убитых, как сродственника какого-нибудь местного шишака, хана нам.

— Да, конечно, отходим.

Ладья плавно отошла от пристани и пошла против течения. Я уселся было за гребца, но был изгнан, так как Кузьмич грести не хотел, а другой пары мне не было. Хозяин корабля подозвал к себе.

— Друг твой не разговаривает, печалится чего-то, иди к нему.

— Мне парень ваш еще жизнь спас — сказал я.

— Второй справа — Петр — сразу ответил капитан.

Правильно, что подсказал — в горячке боя разглядеть матросика я просто не успел.

— А лошади там были?

— Продал их Петруха сходу, деньги у него.

— А мечи, кольчуги?

— В трюме.

Все было ясно. Подошел к Петру. Спросил — поговорим? Он встал, и мы отошли к корме.

— Деньги за лошадей я отдам.

— Две трети — уточнил Фрол. — Мечи и кольчуги продадим по пути, деньги делим так же.

— До Новгорода не подождем? — спросил я.

— Там железо дешевле, немцы возят — ответил напарник.

— Самая цена здесь — руда у них плохая, — добавил матросик.

— Твой самострел в трюме. Надо вам мечи и кольчуги подобрать — добавил Кузьмич.

Тут я заметил тряпку, красную от крови, на предплечье у матроса.

— Кто тебя ранил?

— Его я потом добил.

— Как же ты гребешь? — негодовал я.

— Да ранка плевая, уже и не чую — ответствовал этот доморощенный ратник.

— А перевязать завтра есть чем?

— Откуда? Я же не лекарь.

Вспомнились поганцы из 21 века, которые донимали с любой царапиной. Да, надо пугать этого оболтуса, который рану явно ничем и не залил. Гангрену в это время лечили только одним способом: отрезали руку. Поведал об этом пареньку. Фрол добавил масла в огонь.

— У нас в дружине троих ранили в руку. Выжил только один.

— Да откуда вам знать — ерепенился щенок.

— Он — лекарь, — добил его Фрол, показав на меня.

На юношу смотреть было жалко. Весь как-то съежился, гонор исчез.

— Как же Варя, пропадет она одна — заныл Петька.

Да, только нам двоим и петь о жалости к женщинам…

— Я вот тоже заботился о супруге, а она оказывается нарожала троих деток от другого и послала за нами душегубов.

Петр сломался от крушения жизненных надежд. Тут мы вошли в пределы какого-то населенного пункта. Я побежал к шкиперу.

— Остановиться бы нам и здесь.

— Зачем?

— У Петра может начать гноиться рана.

Капитан тут же, без лишних вопросов, скомандовал матросам, и ладья прижалась к мосткам.

— Что тут? — спросил подошедший Кузьмич.

— Вот он говорит, что у Петрухи может начать гноиться рука.

— Владимир лечит не первый год! — рассеял Кузьмич его недоверчивость.

Хозяина судна аж перекосило.

— Я заплачу за лечение, сколько надо, он мой племянник. Сестра за него без соли съест. Мне он — единственный наследник.

— А мне он жизнь спас, — закончил я.

— Бились вместе, и пойдем вместе! — гаркнул Фрол.

— И я, — влился в коллектив Петька.

И мы пошли в село. Пока брели, я обозначил задачи. Нужно купить ткани и порезать ее на полосы для перевязок. По ходу приобрести крепкое вино или самогон.

— Я пить не буду, — заявил Петруха.

Кузьмич смотрел недоуменно. Видно было, что он то выпил бы охотно, но сомневается во времени.

— Надо чем-то облить рану, — объяснил я. — Постоялого двора вроде нет, поэтому расходимся по дворам. Самогоночки русский человек всегда нагонит!

И мы пошли. Через час все было найдено. Ткань порезана, самогон прозрачный и крепкий. Что ж, пора обрабатывать рану. Вернулись на судно. Ладья отошла от берега. Я объяснил капитану суть дела.