Василий Сахаров - Вольный Дон [publisher: МедиаКнига]

– Ваньку Черкаса наградить, хорошо бился хлопец!

Имена казаков выкрикивали около двух минут, и первый подарок от общества достался Сергею Рубцову, моему помощнику, который хорошо показал себя в делах. Следом, я достал кинжал, потом пистоль, опять саблю, и таким образом, каждый от меня что-то получил, заимел серьезную вещь на память и сделал в голове зарубку на всю жизнь, что с молодым атаманом Никифором Булавиным не пропадешь, всегда будешь сыт, немного пьян и свою долю дувана возьмешь по справедливости. Вроде бы невелика хитрость, за общий счет людей одарил. Но про это мало кто думает, и теперь подаренные кинжал или сабля, которые многие просто так не купили бы, бережливость не дала бы, станут всегда напоминать людям об этом дне.

Однако наступает кульминация схода – раздача денег. На палубу вытаскиваются мешки с рублями и абасси, и Сергей Рубцов вместе Василием Борисовым раздают каждому его долю. Казаки отходят в сторону и делятся на группы. Одни до весны останутся в Астрахани, таких всего пять человек. Другие заодно со мной отправятся в Царицын, а оттуда на Дон. А третьи будут при расшиве, вместе с Борисовым наймут бурлаков, поднимутся вверх по течению, и зиму проведут где-нибудь в Камышине. Дело сделано и на какое-то время, не имея общей цели, мы расходимся каждый в свою сторону. Это стандартная практика.

Проходит час, палуба расшивы снова пустеет, и на ней остаются только трое, помощники и я. Наша доля крайняя, мне шестьсот сорок рублей, а им по двести пятьдесят шесть, что в остатке, те самые неучтенные копейки из долей, то идет в общий котел, расход на наше плавсредство. Тихо и без суеты, звеним монетами. Один за другим, наполняем объемные кошельки, и когда последний мешок с серебряными абасси пустеет, подняв глаза на Рубцова и Борисова, я облегченно выдыхаю:

– Вроде бы все?

Казаки согласно кивают и Борисов спрашивает:

– Что с нашим знатным пленником делать будем?

– Извещение его отцу послали, вреда от него немного и нас не объедает, так что пусть на расшиве остается.

– Отбываешь завтра утром?

– Конечно. Сегодня уже никак, люди разошлись, да и лошадей только утром пригонят.

– Уговор насчет расшив остается в силе?

– Да, все по-прежнему. Пока зимуешь, купи два надежных судна. Деньги даст царицынский городской глава Толстопятов.

– Понял.

– В таком случае, до завтра казаки. Я в город, хоть посмотрю, как люди веселятся, а то третий день здесь как каторжный кружусь.

– Ступай!

Голоса обоих моих замов, в очередной раз пересчитывающих свои деньги, звучат в унисон. И, уложив свою долю в походные ковровые сумки, я покидаю расшиву, и направляюсь в город. Рядом пристраиваются односумы, самые первые мои ватажники, парни, уже ставшие настоящими воинами, и мы идем по улицам Астрахани. Кругом радостные лица и веселье, хотя если в сторону свернуть, на какую-нибудь узкую улочку или проулок, обязательно увидишь вдов и матерей, которые плачут над телами своих мужчин. Но в Белом Городе этого нет, и если замечаешь слезы, вне всякого сомнения, это слезы радости.

Так мы прогуливаемся до позднего вечера, встречаем знакомцев и земляков, узнаем о взятии Астары и Ардебиля, которые пали с одного лихого наскока, рассказываем о нашем славном походе, выпиваем вина и целуемся с молодыми веселыми девками. Однако на ночь с ними не остаемся, хотя заманчивые предложения поступали, а возвращаемся на расшиву, ибо завтра в дорогу.

Пока шли к порту, встретили подвыпившего Гаврюшу Старченка, который привязался к одному из местных республиканских начальников. Этот солидный гражданин, купец, которому я вчера продал последний трофейный бус, пытался уйти от вольного атамана по улице, а тот не отставал, постоянно дергал его за плечо и уговаривал астраханца задешево купить у него весь дуван своей ватаги. Неприглядная картина, но Гаврюша сам виноват. Кому сейчас нужны его товары и трофейные суда? Никому. Цены упали в несколько раз, рынок перенасытился, и сказался недостаток наличных средств. Значит, соси лапу вольный атаман, и молись всем богам, чтобы за беспечность с тебя бойцы как с гада не спросили. Хотя, это вряд ли. Старченка человек увертливый, и его братва, пока имеет деньги, за товары думать не станет. А когда разбойники все прогуляют и в себя придут, Гаврюша, наверняка, глаза им замылит, все равно счетоводов среди его бунтарей немного.

На расшиву вернулись уже часам к девяти вечера, легли спать и, завернувшись в полог, я посмотрел на крупные осенние звезды, до которых, казалось, можно достать рукой. И именно в этот момент пришло чувство того, что поход закончился, и теперь, на какое-то время, можно снова вернуться домой, и заняться другими делами.

Войско Донское. Нижний Чир. 04.10.1709.

На ночлег остановились как обычно, возле источника, который находился рядом со старым Волжским шляхом, степной дорогой из Царицына к Черкасску. Мы уже на территории родного Войска, завтра пройдем через городок Нижний Чир, первое крепкое поселение донцов, и через пару дней прибудем в нашу столицу. Бояться здесь нечего. От Кавказа и Кубани эти земли прикрыты кочующей по Салу и Холмам Эргени (так называется безлюдная степь от Маныча до Волги) калмыцкой ордой. А со стороны России покой Донского Войска оберегают казачьи разъезды и пикеты.

Ватажники разожгли костры и приготовили ужин. Перекусили и попили чаю. Кто-то спел песню, другой пару баек рассказал, и на этом день был закончен. У костра остается один казак, и еще двое незаметно отползают в степь. Это наш караул, который тянет на себе охрану стоянки, и теперь можно спокойно ложиться спать. Однако среди ночи я проснулся, и сам не понял, что именно заставило меня прервать отдых.

Попробовал снова заснуть. Не получилось. Присел на войлок и осмотрелся. Время далеко за полночь. На стоянке ничего необычного или тревожного. Караульный сидит спиной к костру, бдит, а наши спутанные кони чужаков не чуют, и не всхрапывают. Значит, все в порядке. Но настроение все равно препаршивое, давно такого не было. Внутри, как будто струна натянута, какая-то сволочь, постоянно за нее дергает, и от этого меня за малым наизнанку не выворачивает. Ох, не к добру это, и сразу вспоминается песня: «Черный ворон, что ж ты вьешься, над моею головой». Себе я доверяю, а потому, еще раз, оглядевшись, решил прибегнуть к своим способностям ведуна.

Расслабившись, наклонился к покрытой пожухлыми травами сыроватой осенней земле и всем телом прижался к ней. Лежу минуту, другую, впадаю в состояние полусна-полуяви и соприкасаюсь с силами природы. Обоняние, слух и все иные чувства усиливаются. Это дает результат, и я слышу, как не очень далеко, километров за десять от нас, к Волге бегут сайгаки, которых гонит стая волков. Это не то. Пытаюсь расширить свое восприятие и вскоре обнаружил причину своего беспокойства.