Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

Я продолжаю свою работу, протираю фужеры, вскрываю бутылки и передаю их на стол, где слуги наполняют емкости и ставят их на подносы. И тут к нам забегает взъерошенный ключник Николай Спиридонович Федоскин, пожилой человек с красным лицом и в помятой ливрее. За собой он тянет одного из разносчиков, молодого симпатичного паренька, примерно моих лет, который еле стоит на ногах.

Федоскин прикрывает дверь в комнату и кулаком бьет слугу в челюсть. От мощного удара тот падает на грязный и забрызганный вином пол, а ключник, стоя над провинившимся парнем, со злостью бросает только одно слово:

– Скотина!

– В чем дело, Спиридоныч? – спрашивает его кто-то из слуг.

– Да, видишь, – ключник поворачивается к нам. – Поставил Семку напитки разносить, а он, паршивец такой, три бокала крепкого фряжского вина натощак выпил и теперь к делу не годен. Людей не хватает, и кого на поднос поставить, ума не приложу.

– А новенького приставь.

Слуга кивает на меня, а Федоскин, заметив, что ливрея на мне чистая, я аккуратно подстрижен и не страшный на лицо, говорит:

– Ничего, пригож паренек. На поднос пойдет. Ты, кстати, чей человек?

– Холоп светлейшего генерала Шереметева, Никишка, его личный слуга, – не задумываясь, отвечаю я. – Прибыл со своим господином на празднество и отправлен на кухню.

– Ну, это хорошо, – кивает ключник. – Как напитки разносить нужно, знаешь?

– Да, Николай Спиридонович.

– Вот и хорошо. Бери поднос и на место Семки становись.

– Слушаюсь.

Спустя десять минут, причесанный и почищенный щеткой, с подносом в правой руке, я перемещался по залу, видел множество знаменитых личностей этого времени и стал свидетелем того, как царевич Алексей обозвал светлейшего князя Меншикова пирожником и холопом. Молодец, царевич, не ошибся я в нем, имеется у него потенциал, чтобы человеком стать.

Весь зал во время этого конфликта замер, и я, подобно другим слугам, тоже. Застыл неподалеку от императора Петра, человека, которого я был готов убить, наблюдал за его реакцией, и даже, находился рядом, когда он снял с моего подноса бокал с вином. Затем пришлось уйти на кухню за новой порцией напитков, и про то, что у государя случился апоплексический удар, я узнал только когда возвращался обратно.

Цель ускользнула от меня, находится под усиленной охраной и присмотром нескольких человек, и мне к Петру не пройти. Что делать? Надо уходить. И затесавшись среди гостей и слуг, которые покидали дворец, я направился во двор. Однако на основных выходах уже стояли двойные караулы и тайные агенты. Кинулся к черному ходу, но и здесь все перекрыто.

Свободным оставался путь через сад, но когда я туда направился, меня окликнул ключник Федоскин:

– Эй, Никишка. Своего хозяина потерял?

– Точно так, Николай Спиридонович. Ни его, ни остальных слуг не вижу.

– Они в левом крыле, в гостевых покоях, третья большая спальня по коридору справа. Государь, вот беда-то, какая, благодетель наш, приболел, и хозяин твой у нас ночевать останется.

– Все понял, Спиридоныч.

Я кивнул ключнику, отвернулся и, чувствуя спиной его взгляд, спокойно направился в левое крыло.

Основной коридор ответвлений до самого конца не имеет, и иначе, чем через окно одной из комнат, эту часть дворца не покинешь. Пришлось идти до упора и, приготовив пару фраз, что заблудился, я вошел в отведенное для генерала Шереметева помещение. На мое счастье здесь никого не было, и я направился к окну, которое, вот же удача, выходило в сад. И только я приготовился к тому, чтобы его открыть и слинять, как услышал, что в комнату входят люди. Недолго думая, нырнул под широкую кровать и затаился.

В спальне появились двое мужчин, и один спросил другого:

– Борис Петрович, мы здесь одни?

– Да, Федор Юрьевич, – ответил второй, – одни. Слуги на конюшне, карету чистят, совсем обленились, дармоеды.

– Раз так, давай говорить прямо и без обиняков, ты меня давно знаешь, и мы с тобой через многое вместе прошли. Ты со мной?

– Разумеется. Меншиков, холопская морда, слишком многое себе позволяет, ворье. Мне с ним не по пути. Да и шлюху, которая мою постель согревала, на престоле российском я видеть не желаю. Надо законного наследника, Алексея Петровича, на трон сажать.

– Я тоже так считаю, и потому вместе держаться станем. Только Алексашка, пес поганый, уже опередил нас. Мои люди с дворцовых караулов сняты и в казарме сидят, а гвардейцы все за него. Завтра в полдень будем решать, кто следующим государем всероссийским станет, а наших сторонников, наверняка, во дворец не вызовут. Мы можем проиграть.

– И что делать?

– Я верных и ловких людей в город послал, к местоблюстителю патриаршего престола Стефану Яворскому. Надеюсь, что они пройдут, митрополит не растеряется и все в нашу пользу сладится.

– А если нет?

– Тогда придется признать власть Екатерины и Меншикова. За них Брюс, Головкин, министры и чиновники, гвардейцы и драгунские полки, которые за городом стоят. Твоя армия сейчас к Туле шагает, а у меня надежа только на свой Приказ, на церковь и на московских людей. Удастся горожан поднять – мы выиграем, а нет, тогда Алексей скоропостижно скончается от горя по любимому батюшке.

– Ой, Господи, что на Руси Святой творится. Хотел от мирской суеты уйти и в монахи постричься, а все никак, то покойный Петр Алексеевич не отпускал, то заботы. Будем надеяться на божий промысел и помощь Господа нашего, а более ничего и не остается. Пойдем к ложу императора?

– Да, надо уважить покойного.

Люди покинули помещение, и я понял, чей разговор только что слышал. Первый – князь Ромодановский, кровавый пес Петра Первого. Второй – временный хозяин спальни Борис Петрович Шереметев, талантливый полководец Северной войны, который ценил и берег жизни солдат, а при дворе был сторонником «русской партии», которая ратовала за продуманные реформы и более осмысленный подход ко всем ввозимым с запада новшествам.

О чем они говорили, мне тоже ясно и, волей случая, я стал свидетелем исторического события. Итак, император умер, да здравствует император или императрица. Сейчас начинается борьба за власть и начальник Преображенского Приказа с Шереметевым стоят за царевича Алексея, который будет им в рот заглядывать и прислушиваться к их мнению. Оппоненты генерала и Ромодановского, новоявленная и сильно напуганная императрица Екатерина, обнаглевший и решительный Меншиков, хитрый канцлер Головкин и прочие «птенцы гнезда Петрова», в большинстве своем присосавшихся к кормушке и хапающая все, что плохо лежит, стая шакалов. Инициатива и перевес на стороне последних, и пока законный наследник престола в проигрыше. Наверное, сидит сейчас в Коломенском, молится и своего отца поминает, а его сторонники теперь только на счастливый случай надеются.