Алекс Бор - Лучшее [антология]

В левом нижнем углу. Маленькое, почти не заметное — и нисколько не истрепавшееся, не сморщившееся за месяцы от дождя.

«Чародей ищет ученика».

Я не слышал, чтобы кто-то в деревне решил написать этому самому чародею. И, рассматривая странные, очень твердо и четко выведенные на пергаменте буквы, я вдруг думаю, что объявление ждало все время именно меня.

«S» как змея, «I» как кость, «E» как волчья пасть , — повторяю я про себя, оттирая кухонный пол от золы. « R» — спусковой крючок; цель, власть, приговор, уверенность. «О» — это глазница; глазница — зрение, предвидение; но одновременно и пустота, слепота, бессилие, лишение; смотри на то, что справа и слева от нее… Я не дурак, я запомнил почти все буквы сразу, но мастеру Джо этого недостаточно. Он требует, чтобы я знал еще и значения. По три-пять значений на каждую букву для начала. На самом деле, их много больше.

«G» как тиски , — проговариваю я, сворачивая курице шею . «N» как гильотина, «X» как скрещенные мечи , — бормочу, разрезая тушку на части. «U» как котел. Я все еще не знаю точно, зачем делаю то, что делаю, но любопытство заставляет продолжать. Любопытство, а еще скука. Я уже давно не задумываюсь над тем, куда деть куриные перья или какие травки лучше добавить в бульон, и потому радуюсь возможности хоть чем-то занять голову.

На то, чтобы заучить все буквы как следует, назубок, у меня уходит несколько дней. И однажды вечером я уже без приглашения сажусь на скамью рядом с мастером. С пергаментом и пером в руках.

— Что ж, — говорит наставник, будто продолжая начатую беседу. — Теперь ты готов ко второму уроку.

Он не устраивает проверку, не задает вопросов. Возможно, учитель уверен: я не пришел бы к нему, если б сомневался в себе. А возможно, наставник уже узнал все, что хотел. Просто заглянув мне в глаза.

Мастер Джо забирает пергамент и выводит на нем три буквы. Одну рядом с другой. Так, чтобы получилось слово.

«FQI».

— Что здесь написано?

Я смотрю на лист. На учителя. Снова на лист. Мне уже, в общем, ясно, чего хочет наставник, но я все равно упрямо говорю:

— Таких слов нет.

— В твоем языке — нет, — соглашается мастер. И ждет. Просто ждет, что я скажу дальше.

— «F» — это факел, — сдаюсь через минуту. — То есть, огонь. «Q» — петля. Ловушка, западня. «I» — кость. Смертельная ловушка? Ловушка в огне? Это лесной пожар, да? Вот что оно значит?

Учитель улыбается.

— Неплохо для первого раза.

И замолкает. Я вдруг чувствую, что уязвлен. Два дня я зубрил эту чертову азбуку. Два дня повторял про себя значения букв, как скороговорку или детскую считалочку. И теперь… только неплохо?

— Что не так? — спрашиваю я.

— «I», — говорит мой наставник. — Зачем там «I»? Разве лесной пожар сам по себе не смертелен?

— Не знаю, — отвечаю я.

Мы оба долго молчим, и я отчего-то принимаюсь рассматривать мастера Джо. Будто не успел за несколько месяцев изучить его худое, еще не старое лицо, серые глаза и странные, очень коротко остриженные волосы. Мой учитель нисколько не похож на чародея. Он не носит бороду, и руки у него грубые, не боящиеся тяжелой работы. Да, теперь все в доме мастера делаю я. Но до этого он легко управлялся и сам. Все-таки не слуга был нужен моему наставнику. И правда — ученик.

— Почему ты думаешь, что я написал только одно слово? — вдруг спрашивает мастер, и я вздрагиваю, возвращаясь мыслями к пергаменту и буквам на нем.

— А что же?

— Фразу. Образ. Событие. Смотри, — кончиком пера учитель прикасается к листу, оставляя на нем небольшое пятнышко. — Факел — это огонь? Да, но это слишком прямо. Факел — еще и свет, проводник, известия. Петля — не обязательно ловушка. Чаще всего это цикл. Возвращение к исходной точке. А кость… Кость — это просто время.

Я молчу, вглядываясь в чуть измятый пергамент в руках мастера Джо.

— То, что здесь написано, я прочел бы как: «Разведчики вернутся нескоро», — говорит он, и я даже слегка приоткрываю рот. Не от удивления, нет. Скорее, от досады. Я вдруг ощущаю себя обманутым.

— Но как… — с трудом подбирая слова, спрашиваю я, — как, по-вашему, я должен был об этом догадаться?

— О, — усмехается мой наставник, — боюсь, что никак. Разве ты не понял, мальчик? Второй урок состоял вовсе не в том, чтобы читать слова. Он нужен был для того, чтобы ты осознал: пока что ты не знаешь совсем ни черта.

Его улыбка становится еще шире, и я понимаю, что ничего так в жизни не хотел, как врезать по этой лучащейся самодовольством физиономии. Я ненавижу своего учителя. А он забавляется, глядя на меня.

— Запомни, мальчик, — говорит мастер Джо. — Ты ничего не знаешь. И за последние два дня ты ни на йоту не стал умнее. Вопрос в том, готов ли ты это признать. Потому что только в этом случае я буду тебя учить. Иначе можешь убираться хоть сейчас.

Я ненавижу своего учителя. Ненавижу его снисходительность и властность, ненавижу каждую из его придирок и его улыбок. Я ненавижу в нем абсолютно все: пожелтевшие зубы и шрам возле уха, бугристый ноготь на мизинце, отрастающую на подбородке щетину; стоптанные сапоги, в которых он разгуливает по дому, принося с собой уличную грязь. Но вот Мелисса… Мелиссу я люблю.

— Я ни черта не знаю, — проговариваю сквозь зубы. — Будьте добры научить.

Ради жены я правда готов на многое.

— Что еще ты выдумал? Что ты себе выдумал? — повторяет Мелисса. В ее глазах стоят слезы. — Зачем ты так со мной, Пит?

Я был к этому готов, но все равно не могу выдержать взгляд жены.

— Мелисса, — говорю я тихо, — подумай сама. Я ведь грамотный, и, говорят, умный, и… что еще я могу делать?

Я вытаскиваю из-под стола искалеченную ногу — так, чтобы Мелисса могла ее видеть.

— Мне не пойти в наемники; работник из меня медленный, никуда не годный. Что еще я могу, милая? Чем я заработаю нам на хлеб?

— Нам достаточно хлеба, — твердо говорит моя тихая застенчивая жена. — Разве мы голодаем? Разве мы плохо с тобой живем?

— А малыш? — спрашиваю я.

— Мы справимся, — отвечает Мелисса еще тверже.

Я никогда не видел ее такой. С этим огнем в травянисто-зеленых глазах. С подрагивающими губами и со сжатыми маленькими кулачками.

— Я должен, милая, — говорю я, и жена вдруг прячет лицо в ладонях. Осторожно касаюсь ее плеча. Мелисса сбрасывает мою руку.

Оказывается, у мастера Джо есть даже книги, написанные вот таким манером. Целые тома, состоящие из бессмысленных сочетаний букв, собирающихся в бессмысленные предложения. Наставник пока не дает мне их в руки — то ли не хочет, чтобы ученик знал, что в них написано; то ли просто считает: до книг я еще не дорос.

С последним учитель, возможно, и прав, но разбираю я с каждым днем все больше и больше. Мастер Джо исписывает теперь целые страницы перед тем, как передать их мне, и некоторые фразы я читаю влет, даже не задумываясь. Наставнику все равно приходится меня поправлять, но его замечания все больше похожи на уточнения. На прояснения деталей, а не общего смысла. Улыбается учитель теперь тоже иначе: на место ехидства пришло удовлетворение или даже гордость. Не знаю, я не слишком много вглядываюсь теперь в его лицо. Не то чтобы моя ненависть куда-то делась — просто на нее теперь нет ни времени, ни сил.