Николай Дронт - Начало пути [litres]

– Ты не русая, но, главное, русских красавец будет много, это самый типичный у нас образ. Зачем тебе выделяться из толпы? Раз блондинка, попробуй создать образ немки.

– Почему немки? Лучше, например, сыграть прибалтийку.

– Прибалтийку сыграет прибалтийка, они наверняка приедут. А немок точно не будет. Репертуар подготовь соответствующий. Так… песня… «Лили Марлен». Несложная мелодия, легкое исполнение. Зато известнейшая актриса Марлен Дитрих ее пела. Сразу привлечешь внимание. Петь будешь на русском и немецком. Стих… Немецкий романтизм… Подходящих поэтов много, но ты выучишь Гейне, чтобы вскользь упомянуть Карла Маркса. Они родственники. Басня… тоже найдем. Крылов «Свинью под дубом» вроде с немецкой басни переписал. Поищем. Танец понятно. Какая-нибудь полька. Вот и репертуар готов. Обязательно косы и блузка с юбкой под немецкий наряд. Точно пройдешь.

Что-то слишком занесло меня. Зато Алёнка так смотрит!

Лёля лежала, крепко прижавшись к своему любимому мужчине. Только что случившееся ей скорее понравилось, чем не понравилось. Конечно, никакого безумного наслаждения со звездочками, салютом взрывающимися в глазах, как хвасталась Людка, не было. Но и той мерзости, боли, грязи и пошлости, как жаловалась Надька, тоже не случилось. Лёшик был такой милый, такой ласковый… такой глупый и смешной… Она ему разрешила всё-всё делать с собой, только просила не смотреть, стыдно очень. Но он отводил ее руки и смотрел, и целовал, и гладил… а ей было так стыдно… и так хорошо… Лёля боялась до дрожи, но он оказался очень нежным и опытным.

Когда они поженятся, ни на каких девок она ему даже смотреть не даст. А то уже научился, понимаешь! Когда успел! И с кем?! Нахал!

Вчера они говорили с мамой об Алёше, и та сказала:

– Решай сама, тут я тебе не советчица. Год в разлуке – ерунда. В армию парень уходит, его девчонка два-три года ждет. А если сядет пацан, то и дольше. Сама знаешь, сколько я твоего отца ждала. Забыть тебя Лёшка может спокойно. Другую найти ему тоже несложно. А как будет вспоминать, зависит от тебя. Или как очередную сикуху, с которой лизался и которую лапал в темном зале киношки. Или как девочку, отдавшую ему свою первую любовь и всё, что можно отдать любимому.

– А если он другую найдет?

– А если ты другого найдешь?

– Вдруг Лёшик кому-нибудь скажет?

– Ты сама подружкам не разболтай. Конечно, мне не хочется дочкой с чужим парнем делиться. Но такая наша бабская доля.

Всю ночь девочке снились сны, где она стояла в белом платье с фатой. Такая красивая-красивая. Подружки ей завидовали, а Лёшик надел кольцо на палец. Она проснулась очень рано, нырнула в койку к маме и спросила: «Вдруг он не захочет?»

Мама долго шептала на ушко дочке женские секреты и хитрости управления мужиками. Это только они думают, что выбирают. На самом деле женщины выбирают сами и делают так, чтобы парень сказал нужные слова. Пусть считает, что это он сам решил. До конца своих дней муж будет предопределять самые главные и важные вопросы типа – «Есть ли жизнь на Марсе?» или «Кто будет следующим президентом Гондураса?». Жене этого не дано, она может справиться только с простейшими бытовыми мелочами: «Что купим на неожиданную премию?» или «Куда поедем летом отдыхать?»

В школе Алёна вела себя так, как будто вчера между нами ничего не случилось. Только при встрече лукаво улыбнулась. А когда сели за парту, оба, причем одновременно, начали разговор:

– Мне надо тебе сказать…

– Мне надо с тобой поговорить…

Оба смущенно замолкли, но я первым начал второй круг разговора:

– Нам надо поговорить. Давай вечером. У тебя или у меня?

– Давай у вас. Только моя мама тоже хотела к твоей зайти, чтобы поговорить.

– Ну и что? Мы же будем в моей комнате. Поговорить они нам не помешают. Хотя… может, тогда лучше я к тебе приду?

Девочка слегка порозовела.

– Приходи. Только не думай про всякие глупости. А то я знаю вас, мальчишек.

– Ты что! Конечно, не буду. Я буду думать только о тебе. И о вчерашнем празднике.

– Дурак!

Почему дурак? И зачем краснеть до ушей? Ребята подумают, что я что-то такое сказал. Вон и Нинка стала на нас с интересом поглядывать. Хорошо, урок начался, народ перестал коситься.

Вы, конечно, будете смеяться, но на перемене директор сказал, что меня ждут на погранзаставе. И кому я там опять понадобился? Леонида Андреевича спрашивать об этом бесполезно, откуда ему знать? Кстати, после второй медали он относится ко мне с большой настороженностью. Учителя, глядя на него, меня почти не спрашивают, но пятёрки ставят.

Честно скажу, заслуженно. Я хоть и пропускаю много занятий, но учебники все читаю, домашние работы тоже полностью делаю. Хотя заочную школу МГУ совсем забросил. Одному, без Жанки, заниматься стимула нет. Да и не собираюсь теперь по прошлому профилю идти. Думаю про языки и фотографию.

Иду после школы на заставу, догоняет Генка.

– Лёха! – кричит. – Дело есть!

– Что за дело?

– Давай на пару дней в Питер слетаем. Есть маза бабла поднять.

Так. Уже стрёмно.

– Ген, ты же только вышел!

– Я про верное дело говорю. Когда уходил, Зелёный козырную наколку дал. Для себя берег, но слил за обещание передач. Смотри, морячок загранплавания плавает, а его хата вся в шоколаде…

– Гена! Молчи. Мне неинтересно, и тебе не советую даже думать о скоке.

– Мы по-быстрому. Прилетели, взяли хату, скинули барахло барыге и опять в поселок. На нас никто не подумает.

Да, дела-делишки… Зря Генку родители из колонии вытаскивали. Раз о деле думает, значит, точно сядет. Не в этот раз, так в другой. Не в другой, так в третий.

– Я точно не впишусь. И подробностей не говори. Меньше знаешь – лучше спишь.

– Писарь! Зассал, что ли?

– А вот на слабо брать не надо. Поссоримся.

– Ну ладно. Зассал и зассал, без левых справимся. У тебя стволов много, одолжи один на три дня.

Тут мне совсем плохо стало. Он вообще о чем-нибудь думает?

– Гена! Ты с дуба рухнул?! Забудь про ствол! Совсем забудь! Не делают дела со стволом!

– Я думал, Писарь козырный пацан, а ты балабол навроде Пушкина. Можешь всё, но только языком.

– Достал! Кончай бадягу, меня ждут. Ствол не дам. Тебе советую затихариться и сидеть, как мышь под веником. Иначе сядешь, и надолго.

Разошлись к обоюдному неудовольствию. Что-то мне совсем грустно стало. Похоже, дурак я и в людях ничего не понимаю. Зря Генку жалел, его не исправишь.

На заставе Константин Денисович, отец Ириски, посадил в комнату с телефоном ВЧ, велел взять бумагу и карандаш для записей и соединил с Питером.

Дело оказалось совсем непростое. На почте до востребования мне лежит письмо. Взять его должен завтра, как бы случайно. Например, можно зайти и послать бандероль. Письмо от Ани Ли. Как бы.